Журналист Эдик понуро брёл по каменистой дороге, забиравшейся в гору. И незаметно из весны попал в зиму – среди сосен расстилались снежные поля. Контраст был тем разительнее, что ненастье в низине уже закончилось – в долине выпал лишь мокрый снег и выглянуло солнце, вернув в город яркий апрельский день, умывшийся первым весенним дождем… Но в горах стоял снежный туман, заслоняя лучи солнца.
– Эй, парень, тебе куда? Подвезу? – раздался голос за спиной.
Эдик обернулся – в полуметре от него остановился микроавтобус, из окна которого высунулось приветливое лицо водителя лет пятидесяти.
«Как странно, что я не услышал гула мотора» — безотчётно подумалось Эдику. Но круглолицый водитель уже гостеприимно распахнул дверь.
Заскрипев свежевыпавшим снегом, юноша подошел к маршрутке.
В салоне сидела всего одна пассажирка. Черные распущенные волосы ниспадали на черный же кожаный плащ, на коленях лежала деловая папка. Слегка удлинённое лицо обрамляли чуть волнистые пряди, в которых серебрилась пара-другая белых нитей.
Женщина пристально смотрела на Эдика и произнесла:
– Здравствуйте!
– А вы кто?
– Ты тогда был студентом…
Попутчица отвечала уклончиво, поэтому журналист несколько минут не мог понять, откуда попутчица его знает, пока не догадался спросить ее фамилию.
– Снегина.
Эдика пронзило как электрическим током – это же одна из сестёр Снегиных, с которыми он был знаком двадцать лет назад! Несчастливое время юности, жалкие зимние попытки вольнослушателя перевестись на очное отделение в далёком феврале девяносто седьмого года! И настойчивый интерес к нему двух студенток — сестёр-погодок Снегиных. Младшая Авдотья даже приглашала его к ним в общежитие. Она была похожа на маму Эдика. Но вскоре он ушел из университета и напрочь забыл к ним дорогу. С тех пор его мучил образ красавицы Авдотьи: большие черные глаза, ноги и мини-юбка. В последний раз он вспоминал о ней накануне вечером! Все эти двадцать лет романтичная зимняя фамилия волновала его как символ подавленной страсти.
Сейчас же с ним ехала родная сестра красавицы! Окна микроавтобуса заиндевели от мороза, заслонив зимние пейзажи.
Эдик вглядывался в удлинённые глаза Ирины Снегиной, пытаясь найти в них отблеск красоты Авдотьи.
– А ты не изменился. Всё такой же молодой, — с улыбкой сказала Ирина. — А у тебя фамилия – Подснежников?
– Да.
Микроавтобус тем временем перевалил хребет и начал быстро катиться под гору, ныряя в клочья тумана, поднимавшегося от талого снега. В ушах заложило от перемены давления на перевале. Стёкла поплыли растаявшей влагой.
Ирина осведомилась, женат ли Эдик, затем записала номер его телефона, отзвонилась и, улыбаясь, попросила сохранить ее номер – «Чтоб ты сразу узнал, кто тебе звонит».
Лишь после этого Эдику пришло в голову спросить:
– А вы… ты замужем?
– Нет.
– А была замужем?
– Никогда.
– А как Авдотья?
– Она вышла замуж и уехала в деревню в Иркутскую область…
«Не верится, что прошло двадцать лет», — повторяла Ирина как заворожённая сидя на первом свидании в кафе «Дуэт», затерявшемся в глубинах остановки «Саяны». Она никогда не позволяла провожать себя до общежития, где жила в комнате со своими двумя детьми…
От отчаяния Подснежников начал рисовать ее.
Все говорили против его отношений со Снегиной.
И лишь приятель Анатолий Изотов ободрил Подснежникова:
– Твоя фамилия происходит от весеннего символа, и как Весна ты повстречался с Зимой. Согрей ее теплом своего сердца и Снегина оттает в твоих руках.
Но позже Анатолий сказал:
– Ты пытаешься запрыгнуть в последний вагон поезда, который уже ушёл. Твой поезд по имени Ирина ушёл. Ты опоздал, – изрёк Анатолий.
– Я полюбил ее образ, созданный в мечтах. И пытался подогнать реальную женщину под этот образ. Я верю, что однажды вместе с ней окажусь на том перевале. Мы пройдёмся по бурой оттаявшей земле, взявшись за руки. Подойдём к обрыву и посмотрим на город с высоты. Когда он у наших ног, укрытый сиреневой дымкой, ничем не отличается от города двадцатилетней давности. Тихая маршрутка в апрельскую снежную бурю вернула мне юность…
В начале мая Эдик, уже бывший журналист, решил исправить взаимоотношения со Снегиной. Дело в том, что Ирина все эти месяцы никак не желала с ним встречаться – только чтоб взять очередную сумму денег, а он с радостью соглашался, лишь бы увидеть ее – забрав деньги, она обычно отталкивала его рукой.
Эдик оправдывал всю неотёсанность Ирины и грубость ее чувств. Ведь измученная женщина очень нуждалась в деньгах – безмолвная жертва системы!
Она влезла в долги потому, что купила полтора года назад два пуховика своим детям. Но не смогла выплачивать в банк проценты по кредиту! И не платила за комнату в общежитии! В счет коммунальных услуг у Ирины стали удерживать половину и без того крошечной зарплаты в одиннадцать тысяч, а, кроме того, и банк запускал хищную руку в бюджет матери-одиночки…
Он не мог ее бросить, ведь он не такой как отец Эдика, ни разу после рождения его не видевший и не потравивший на сына ни копейки! Мать Эдика умерла, надорвавшись на работе…
Он решил добраться до перевала, где его подобрал микроавтобус с Ириной. Ведь в прекрасном горнем мире оживают лучшие образы наших любимых…
Но на карте города не было ни одного автобусного маршрута через пригородный хребет! Поэтому Подснежников взял такси.
Таксист удивился:
– Маршрутным такси сюда невыгодно ехать – слишком много бензина жечь, далеко от города. Да и не живет здесь никто.
Доехав до перевала, Эдик обнаружил, что в горах по-прежнему стоит всё та же зима — и никуда она не уходила…
Над обрывом стоял густой туман, так что долина едва просматривались. Все же Эдик различал синие склоны противоположного хребта – по ту сторону города. Грунтовая дорога уходила за склон горы, нависающей над ней, оставляя уступ, по которому и шла эта дорога вдоль самого обрыва. На склоне, уходящем вверх, виднелись редкие кусты и сосны. Здесь он был один. А вот и вход в какой-то полузасыпанный бункер…
Эдик зашел в темноту дыры. Недавно там осыпался грунт, этот обвал и приоткрыл вход в пещеру. Пройдя несколько метров по рыхлой почве, его полностью обступила темнота…
«Он здесь, он пришел!» – послышались в его голове разные голоса. Эдик ничего не слышал своими ушами, но выкрикиваемые фразы явственно проступали в его сознании: «Мы дождались! Он найдет нам мыслеформу. Мы выберемся наружу».
Затем с ним заговорил самый солидный голос. Его обертоны успокаивающе подействовали на художника. Из объяснения этого старшего из духов выходило, что много тысяч лет назад его и всех тех сущностей, чьи голоса он услышал в этой пещере, создали неизвестные разумные силы. Их сотворили для управления огромными механизмами.
Так кто же они? Это Духи или, как правильнее их называть, роботы, но выполненные совершенно иным образом, чем привычные нам компьютеры – эти порождения искусственного интеллекта существовали на ментальном тонком уровне.
Одни духи сидели и управляли подобием гигантских бульдозеров и экскаваторов, расчищавших долины между горами, другие механизмы буравили подземные ходы или рыли карьеры. Так возник рельеф местности в излучине двух рек.
Лишь много веков спустя сюда пришли люди…
Но еще перед этим, эксперимент прервался. Духи не выполнили до конца своих ролей, оказались заключенными в темноту горы. Ученые и инженеры неведомой цивилизации, насытившие сознание своих помощников многими умениями, куда-то подевались. Кажется, их предводителя разбили другие могущественные силы — они слышали раскаты грома от великой битвы. И побежденные оставили свою затею с расчисткой Синей чаши – так они назвали углубление между хребтами, где должен был быть город… Но вот триста пятьдесят лет назад сюда пришли люди… и зародился город, где вырос Эдик. И вот он зашел в темноту их пещеры. И вступил с ними в мысленный контакт.
Они пошли на сделку. Духи сулили ему многие блага за свое освобождение. Надо было дать им мыслеформы. Обретя их, духи могли летать по окружающей местности. При этом их свобода ограничивалась пределами города и его окрестностей.
И Эдик стал рисовать картины. Так появились работы, вызвавшие интерес. Как считали, картины были созданы раскованной фантазией автора. Но на самом деле, на их создание вдохновляли духи. Они находили для себя приемлемый образ, в котором им было легче взаимодействовать с этим миром. Изображенная на картине Подснежникова подземная лодка – малый собрат гигантских подлодок, некогда помогавших расчищать среди гор будущие долины. Нашел он субтеррину, когда уже вышел из пещеры. Раздался грохот небольшого обвала, и в тени высокого глинистого склона он увидел черное отверстие шахты. Из дыры как из тоннеля выглядывал остроконечный нос древней подземной лодки, оставленной в недрах хребта предшествующей цивилизацией, чьи представители многие тысячи, а то и миллионы лет назад пробурили эти долины в горном ландшафте юга Восточной Сибири. Замороженная на долгие тысячелетия, подложка или правильнее, субтеррина, ожила. Она оказалась способна аккумулировать огромное количество энергии… Но, пока в ожидании подходящего случая, задвинулась обратно внутрь пещеры.
Эту субтеррину оживила любовь Эдика. Ведь он, несмотря на все свои сомнения, привык полагаться на чувства. А не на разум. И победил. Эдик сумел разбудить силы природы, ее древних богов…
То, что мы считаем результатами геологической деятельности, на самом деле — следы проходки огромных подлодок в незапамятные времена. Подобно гигантским дождевым червям с титановыми челюстями, субтеррины ушедшей цивилизации прорыли широкие гигантские карьеры, где спустя многие тысячелетия разместились кварталы будущего полумиллионного города.
И вот 2 июня от Снегиной раздался звонок. Ирина рассказала, что лежит в больнице, ей удалили аппендицит… и попросила Эдика закинуть денег на номер ее мобильного. Переведя (в который раз!) очередную сумму, он побежал в больницу. Но в списках больных Ирины Снегиной не оказалось – а постовая медсестра ответила ему по внутреннему телефону, что такой больной у них в хирургическом отделении нет.
Снегина по телефону объяснила, что, мол, списки в выходные не полные… и что аппендицит ей вчера отрезали.
Зайдя назавтра на работу к Ирине,
Эдик узнал, что секретарь Ирина Аркадьевна с февраля в декрете! И что родила девочку меньше месяца назад!!!
И вот он позвонил Ирине…
– Зачем скрывала от меня, что беременна??!
– Так надо было.
– А у тебя муж есть или нет???
– Е-е-есть, — протянула она в трубку телефона.
– А почему он не помогал тебе?!!
– Он был в командировке…
Эдуард признался Анатолию:
– Все эти месяцы я строил свой Храм Любви. А теперь из-под моего Храма выбит краеугольный камень. Мой мир начинает рассыпаться…
– Раз ты возвел храм Любви – он должен стоять. Ты доказал свое человеколюбие, помогая одинокой женщине. А то, что она оказалась не так одинока – не твоя вина, ты же не знал. Сведу-ка я тебя с нашей местной ложей строителей храмов… Скоро состоится твой ритуал посвящения, — пообещал Изотов. – Жди звонка.
Полет над вечерним городом проходил не так как у обычных самолетов: летательный аппарат то и дело останавливался и прямо в воздухе зависал над каким-нибудь объектом. Такое пренебрежение всякими физическими законами напоминало скорее движение НЛО. Но внутри кабины сидели обычные с виду люди, и Эдик был одним из пассажиров. Он сидел спереди – справа от пилота, а два задних сиденья занимали Анатолий и мужчина средних лет, которого представили мастером Алексом.
– Мы вытягиваем из каждого места, над которым зависаем, дурную энергию, – пояснил пилот Эдику. — Надолго зависнуть пришлось над центром города у проспекта Победы – там аппарат ощутимо встряхнуло. «Воронка засасывает» – сказал сзади Алекс.
Затем они сорвались с места и пролетели над черной водой Уды.
– Мы летим в режиме невидимости для людей. Однако в моменты набора скорости может включиться видимость, — продолжал объяснения пилот. — Нас заметили многие горожане в августе 2009-го, когда два наших аппарата летели через весь город в сотые квартала, догоняя кортеж великого магистра…
Аппарат погрузилился в полную темноту у подножья высоких сосен. Пилот остался в кабине, а Эдик с Анатолием во главе с Алексом вышли в лес. Ноги вязли в песке. Но Алекс уверенно освещал путь фонариком.
Вскоре показались строения квартала.
Они дошли до одной пятиэтажки и поднялись на второй этаж. С виду обычная квартира. Но там их ждали для проведения ритуала.
– Брат Эдуард, мы посвящаем тебя в орден вольных каменщиков, — торжественно произнес мастер ложи Алекс.
На нем поверх цивильного костюма был завязан фартук, — как и на остальных пятерых мужчинах, собравшихся в полутемном зале при зажженных свечах.
Теперь после воздействия Алекса и его компании, Эдик с трудом мог поверить, что Ирина все забудет и однажды позвонит ему, чтобы встретиться – как обещала первоначально, когда обманывала насчет аппендицита.
Но Алекс обещал стереть память ей… а заодно и многим другим людям. И вот как пришло это решение.
В темной комнате трое людей сидели в креслах за пультом управления. Центральное кресло занимал Алекс, по сторонам от него находились Анатолий Изотов и мужчина в синей рубашке охранника.
– Что делать? – спросил Дмитрий.
– Нет. Мы лишим памяти этот город, — ответил Алекс.
– За что? Почему?
– Именно сейчас, когда корни личного кризиса Эдуарда проросли из этих девяностых годов, нужно поменять сознание всему обществу.
Стволы трех психотронных пушек поднялись – выглядывавшие из полусферы, обнажившейся на вершине холма подобно телескопам в обсерватории, они смотрели в стороны города, расположившегося в низине. Кроны высоких сосен закрывали нижележащий склон. Под синим небом дрожал знойный воздух июля.
Мастер Алекс в наушниках сидел за пультом. Воротник его светло-синей рубашки был расстёгнут. В старом бункере не работали кондиционеры и после обеда духота разморила персонал замороженной на два с лишним десятка лет психотронной батареи.
Рядом с ним сидели Дмитрий, Эдик и Анатолий Изотов.
Все ждали сигнала от батарей на другой стороне долины — от синих холмов на противоположной стороне чаши, в которой покоился город. Этот город, который Эдик любил и ненавидел, в котором прошла вся его жизни.
Наконец в наушниках заскрипело и зашипело, и чей-то голос раздался:
– Всё готово, мастер Алекс.
Алекс обернулся к своим товарищам и сказал:
– Час икс наступает. Значит, ровно по расписанию в 14.00 нажимаем на кнопки.
«Электронное табло показывает 13.54. Значит можно еще немного погрузиться в грёзы», — подумал Эдик и смежил веки: Вот он идет с мамой по осеннему скверу перед Дворцом культуры – ему года три-четыре. Багряные листья на земле и на ветвях тополей и приятный прохладный ветер возвышает его душу…
Алекс нажал на кнопку. И тотчас с дальних гор лиловые волны пронеслись над густыми зелеными тополями Левого Берега. Вот они достигли самого города, где столкнулись с сиреневой вибрацией, центр которой завис над Железнодорожным районом… Наконец, лиловый цвет победил. И разом заглохли турбины в недрах холмов.
Сквозь рокот снижающих обороты механизмов, Эдик пробормотал:
– Это энергия от субтеррины… от подземной лодки, которую я из-за Ирины нашел в том холме – еще тогда, весной, когда я любил ее и не знал о ее страшной тайне, — шептал Эдик.
– Значит, ты любил ее по-настоящему, — ответил Изотов.
– Наша затея не удалась, — сказал Алекс.
– Зато город избежал кары, – добавил Дмитрий.
Любовь двух людей – казалось бы, безнадежная и бессмысленная, – помогла найти выход силам добра, заключенным в глубинах холма.
