На главной площади с высокого минарета начал завывать муэдзин. Через площадь направлялся юноша с тросточкой, одетый в костюм-тройку и в шляпе. Навстречу ему прошла какая-то женщина, закутанная в чадру.
— Азамат! — услышал он молодой женский голос.
Юноша оглянулся и увидел, что источник этого окрика и была прошедшая было женщина, а точнее — еще совсем молодая девушка. Ее густые черные волосы были завязаны красной чадрой, из-под цветастого халата выбивался подол алой юбки.
— Азамат, ты не узнал меня? Я Айгуль. Помнишь наш кишлак?
— Ах, это ты? А я думал мимо меня киргизка идёт. Вместо паранджи – платок на голове.
— Я у киргизского бая прислуживаю.
— А, знаю эту семью. Абаевы. Ну что ж хорошо, что одеваешься как эти кочевники, а то бы вовсе не узнал в парандже. Сколько лет мы не виделись?
— Как отдали в тринадцать лет, так до сих пор в доме Абаевых.
— Без малого пять лет прошло, – усмехнулся Азамат.
— А ты, я вижу, почти урус стал, — девушка оглядела друга детства с головы до ног: от черного котелка на голове до узких брюк и начищенных до блеска штиблет.
Азамат рассмеялся:
— Я джадид… Хотя ты права отчасти, я уже почти урус – учился в русско-туземной школе. На прошлой неделе получил диплом. Нас называют джадидами, Белый царь организовал такие школы для сартов, тюрков, таджиков и киргизов, чтоб русскую грамоту знали…
— Так ты урус?
— И да, и нет. Ну что ты заладила одно и то же. Давай присядем на скамейку вон под той чинарой.
Айгуль вслед за Азаматом отошла к краю площади, где ряд чинар скрывал от безжалостных лучей июньского солнца фасад двухэтажного особняка. Там, в тени под балконом с резными чугунными перилами на втором этаже для европейской публики разбили небольшой сад. Тёплыми южными вечерами, шурша пышными подолами, по аллее прогуливались дамы, держащие белые зонтики над головами. Они шли под руку с кавалерами в соломенных шляпах-канотье, с тросточкой, зажатой в свободной руке…
— Это дом губернатора, – Азамат кивнул на особняк. — Занятный господин. Я не раз бывал у него дома на светских раутах. Презабавнейшие у него гости порой собираются! Послушаешь музыки, почитаешь стихи, и всё витаешь в эмпиреях. Вот давеча был случай…
Юноша незаметно для себя перешёл на русский язык, так что девушка возмущённо закричала:
— Ты якшаешься с урусами! Азамат, ты неверный!
— Дело в том, что я один из лучших учеников русско-туземной школы. И меня отправляют в университет в Казань… Поехали со мной! Бросай хозяев-киргизов! Ты же таджичка!
— Алимджан Абаев не кочевник, — возразила девушка.
— Все равно, их предки кочевали, когда мы, таджики, уже жили в городах. Впрочем, таджики еще консервативней, упрятали своих женщин в паранджу, лица не видно. Как надоел мне этот косный Восток! Поезжай со мной в Казань, все равно ты сирота и бесприданница. Там оденешься как русская, никто и не подумает, что ты из Туркестана. Женщина Востока должна быть свободной!
Девушка резко встала со скамейки и пошла прочь, не прощаясь
— Айгуль, куда ты?
— Ты гяур! Неверный.
— Сама ты неверная. Ты мне больше не нужна!
Айгуль обернулась:
— А кто тебе нужен?
— Боевая подруга. Революция скоро будет… А такие товарищи как ты, нам не нужны!!
***
Прошло десять лет. Старый дом губернатора напротив закрытой мечети, стал обкомом партии. И в нем, в кабинете на первом этаже перед столом начальника сидел Азамат – повзрослевший, в тюбетейке и белой рубашке с засученными рукавами.
Взгляд его уже несколько минут был устремлен вверх – на портрет Ленина, висящий на стене над головой начальника. А тот продолжал распекать посетителя:
— И вообще, Азамат Сафаров, как вы смеете не снимать тюбетейку перед коммунистом!
— Ну какой вы коммунист, товарищ Абаев? Сын бая, перешедший на сторону красных! Мирза Алимджанович вас зовут, верно? Мы в одном медресе учились – помнишь? Потом меня в русско-туземную школу перевели. Затем Казанский университет, революция…
— Я теперь слуга трудового народа Узбекистана! А ты джадид, буржуй недобитый.
— Прошу меня называть на вы!
— Я здесь условия ставлю, а не ты, контра!
— Ну какая, я контра, товарищ Абаев! Я жизнь свою положил на борьбу с невежеством. Меня чуть хан не казнил!
— Хан? Хан ушёл в Афганистан! – рассмеялся начальник. — А ты остался, потому и контра! Понял, контра?
— А ты, начальник, меня на понял не бери, понял?! Мы, джадиды, были союзниками с большевиками в борьбе против хана! Скольких джадидов хан в зиндане сгноил!
— Такие союзники нам не нужны!!! Эх, рано еще, джадид… Погоди, контра, лет через десять до вас доберёмся… а пока живи. Свободен, Азамат!
Из обкома вышел усталый Азамат. В изнеможении он присел на ту самую скамейку, на которой десять лет назад он попрощался с Айгуль.
«На улице опять жара. С того жаркого июня девятьсот шестнадцатого прошло ровно десять лет, — безотчётно подумалось учителю Азамату Сафарову, приходившему в обком жаловаться на самоуправство директора техникума, в котором он преподавал.
Тем временем из здания вышел Абаев. Неожиданно через площадь со стороны музея атеистической пропаганды (в который перепрофилировали мечеть) к парадному крыльцу обкома подошла Айгуль.
Азамат сразу узнал ее, несмотря на европейскую юбку до колен, блузку и модную причёску-каре. Теперь она почти не отличалась от совслужащих из Москвы, заполнивших эту далекую русскую колонию после победы красных в кровопролитной гражданской войне каких-то шесть лет назад. Количество партаппарата в стране победившего большевизма, зашкаливало – Азамат, хорошо знакомый с дореволюционным чиновничеством в силу своего образования, удивлялся, как совслужащим не хватило трехэтажного здания на соседней улице (построенного вскоре после походов Кауфмана), что под их канцелярию отдали еще и особняк губернатора!
Тем временем, Айгуль (которой не было еще и тридцати лет), сказала своему, как видно, мужу:
— Это джадид! Азамат его зовут. Он еще до революции образованный был. Мирза, арестуй его!
— Айгуль, не имею права. Он ни в чем не виноват!
— Этот джадид, буржуй недобитый, и не виноват? Не смеши. Это твоя недоработка, что Азамат еще на свободе!
— Ах, вот вы кто, большевики! Таких как вы, товарищи Абаевы, лет через десять тоже не будет! Термидор придёт и на вашу голову!
— Термидор? – переспросил Мирза Алимджанович.
Азамат сразу выдал историческую справку (недаром его еще в детстве называли вундеркиндом):
— Французская революция казнила своих революционеров. В месяц термидор. Я бы на твоем месте, Мирза, в начальство не рвался – расстреляют…
— Тебя еще раньше расстреляют, — невозмутимо ответил Абаев.
Айгуль вмешалась в разговор мужчин:
— Азамат, лучше уезжай из Туркестана…
Сафаров вскричал:
— Куда? В Москву? Везде в России я чужак: чурка, чичмек, сарт, азиат, нацмен, хачик, чукча, мурло нерусское, хоть и говорю по-русски без акцента, спасибо преподавателям в школе и университете: русская интеллигенция меня воспитала…
Абаев попытался поставить учителя на место:
— Для нас, советских узбеков, ты тоже чужой.
Но Азамат нашёлся и снова урезонил обкомовского совслужащего:
— Ты хамелеон, Мирза. До революции называл себя таджиком, а теперь узбек. А я был для вас неверным, изменник исламу. После революции – я опять чужой, контрреволюционер. А ты, Айгуль, сняла паранджу еще до революции по причинам, далёким от вступления в комсомол…
Абаев одёрнул учителя:
— Прекратить, товарищ Сафаров! Айгуль моя жена!
Но Азамат продолжал резать правду-матку
— Она была танцовщицей из чайханы, построенной еще при Александре Третьем специально для нужд русского гарнизона…
— Замолчи, контра! – Абаев потянулся к нагану, висевшему в кобуре на поясе.
Но Айгуль взмолилась:
— Мирза, не надо! Азамат правду говорит. Мы выросли в одном кишлаке. После смерти родителей меня отдали в город, в музыкальную чайхану, а затем уже я попала в усадьбу к Алимджану Абаеву, твоему отцу. Азамат к русским попал, вырос в доме профессора ботаники, изучавшего флору Ферганской долины…
Абаев ошарашено смотрел на обоих:
— Не уловил. У вас родители одновременно умерли…
Азамат признался:
— Чума сгубила. Лекарства от земского врача старейшины кишлака отказались принимать: говорили: на то воля Аллаха чёрную смерть насылать… Такие богачи как твой отец – баи – напали на караван с вакциной…
— Ладно, извини, уважаемый Азамат-джан! Будем друзьями! Теперь вся медицина в Советском Туркестане на благо народа! Зачем прошлое ворошить, дорогой?! У этого вашего директора рыльце в пушку, прижмем его скоро!
Азамат не поддался льстивым речам:
— Недолго ваша власть продержится с такими оборотнями как ты, Мирза. Через полвека или немногим более того, люди хана вернутся из-за Амударьи…
Абаев в испуге поднял кверху заплывшие жиром глазки:
— Не приведи Аллах! Начнётся резня. Как в шестнадцатом году…
— Резня и после революции была, — перебил Азамат. — Знай, что я за Советскую власть воевал! В двадцать пятом мы еще усмиряли басмачей. Меня тогда послали на Памир, там, в пустынной местности мы нашли родники…
— Молчи, контра! Все равно накопаю на тебя компромат!
Азамат продолжал пророчествовать:
— Когда Советская власть рухнет, весь Туркестан вспыхнет. Клан пойдёт на клан…
Абаев помнился:
— Но тебя, контра, давно не будет.
— Как знать, Мирза. Иногда мы возвращаемся…
***
Запись репортажа телекомпании Памир-ТВ, 8 ноября 1999 года.
— Мы берём интервью у аксакала-долгожителя из отдалённого горного кишлака. Азамат Сафаров-джан живёт в горах более шестидесяти лет. А лет ему ровно сто.
— Многоуважаемый Сафаров-джан, говорят, вы последний на Земле участник Революции 1917-го года в России?
— Да, именно, голубчик. В феврале семнадцатого я прибыл в Петроград от движения младобухарцев…
— О, вы помните и царскую Россию…
— Милостивый государь! Я помню старый Туркестан – отсталый и забитый! Февральская революция принесла свободу Средней Азии!
— Сафаров-джан, что помогло вам преодолеть столетний рубеж?
— Любовь к русской культуре. Я вырос на книгах, меня воспитали русские дворяне и разночинцы – те, кто нёс культуру в Туркестан! Чиновники и ссыльные. Эсеры и кадеты, меньшевики и анархисты…
— Мы слышали, вы стали профессором этнографии Ташкентского и Душанбинского университетов, а потом бросили всё и ушли отшельником на Памир. Что побудило вас к такому шагу?
— Позвольте! На Памире я и так жил — часто бывал в командировках как учёный. Однажды, году в тридцать седьмом, я просто не вернулся из очередной экспедиции и остался жив. Как видите, жив до сих пор.
— Не жалеете о своем выборе?
— Ни в коей мере! Да будет вам известно, молодой человек, я являюсь прямым потомком греков Искандера Двурогого.
— Не может быть! Вы потомок воинов Александра Македонского!
— Вот именно, голубчик! Быть может, статься, вы узнали это еще слишком рано.
— Сафаров-джан!
— Мы охраняем эти горы! Но нас мало осталось. Дрогнем — и зло выйдет из-за ущелий. Пока я здесь — мир спасён.
— Живите долго, Сафаров-джан!
— Молодой человек, вот моя жена – Айгуль Сафарова. Она тоже долгожительница. Забыл сказать, что без нее я не стал бы долгожителем.
— Как интересно! Уважаемый Сафаров-джан, наверное, вам помогала жить до ста, любовь к вашей супруге?
— Не только… Сейчас я вам объясню… нет, покажу, что еще помогло мне стать бессмертным. Айгуль, милая! Налей молодому человеку в пиалу из того кувшина… Вот, выпей голубчик. Пей, пей, вода родниковая! До дна! Ну как, господин журналист, вкусная водица? Это эликсир долголетия. Встретимся лет через сто!
