На станции на скамейке сидело двое. Оба в плащах и шляпах, ведь в полдень было всё еще прохладно в тени высокой горы, нависшей над зданием небольшого вокзала, а клочья тумана еще не растаяли над восточным перевалом, куда их должен увезти поезд, прибытия которого они ожидали.
Зимой температура в этих горах падала до нуля и заморозки как в Европе схватывали колониальную землю.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что сидевший слева мужчина выглядел немного старше своего соседа. Повернув голову к юноше, он обратился с вопросом:
— Как вы думаете, почему открытие новой железной дороги проходит без торжественной церемонии?
— Не знаю, я здесь проездом, — нерешительно отозвался собеседник. — Я вообще-то из глубин континента, с северо-запада. Мои родители были колонистами в джунглях. Наша ферма стоит в стороне и от рек, и от железных дорог.
— До океана здесь недалеко, а перевал невысокий. Но республике Санта-Катарина было невыгодно проводить через свои земли железный путь. Выход к морю у республики и так был – ведь она свободная приморская страна Восточного берега. Так же как и Рио-Гранди после войны, — мужчина вздохнул, и переведя дух, продолжал. — Нижним провинциям, или как теперь их надобно величать, республикам Восточного берега, невыгодна быстрая связь Верхних провинций с океаном. Торговый протекционизм – знаете термин? Поэтому начатая английской концессией еще до войны узкоколейка, так и не была продолжена, хотя оставалось перевалить вот эти горы – и дальше по равнине к одному из заливов Атлантики…
Юноша неуверенно сказал:
— Знаете… Хотя живу здесь с детства, я не в курсе событий. До семи лет не знал португальского. У нас дома говорят по-немецки. Правда, я уже забыл язык родителей – нет, конечно, помню его, то есть понимаю, но уже не говорю.
— Мой дед выходец из Одессы.
— И ваш дед тоже говорил на языке своего детства?
— Он говорил на украинском… и на русском. Такая смесь родственных языков — как если бы ваш португальский смешали с испанским.
— А я владею и русским языком, — обрадовано сказал юноша. — Родители до революции жили в России. У них была ферма в Крыму – немецкие колонисты жили в Тавриде. Потом знаете… Врангель. Красные прорвали оборону полуострова, эвакуация в Константинополь. Мыкались по Европе, пока не осели здесь, приплыв на пароходе по программе переселения крестьян на плодородные земли, которые некому было обрабатывать.
— Сударь, давайте же перейдем на русский…
— И в самом деле…
После неловкой паузы юноша решил представиться:
— Кстати, мое имя Альберт.
Мужчина, помолчав, ответил:
— Зовите меня Виктор.
— А ваши родители тоже здесь живут? — опасливо спросил юноша, – в смысле, тоже колонисты?
— Нет, я совсем один в Новом Свете. Родители умерли, а друзья погибли на войне.
Раздался свисток паровоза. Оба собеседника повернули голову и вскочили со скамейки. Из багажа старший подхватил только небольшой саквояж, а юноша ловко поддев лямку, забросил за спину деревенский заплечный мешок, не вязавшийся с его плащом и шляпой.
Уже сидя в пустом вагоне, Альберт спросил:
— Скажите, Виктор, а почему же все-таки железную дорогу построили? Ведь республикам Восточного берега, как вы говорили, это невыгодно?
Виктор помолчал и произнес отстраненно:
— Именно поэтому их и нет.
— Что?
— Руководство дороги решило не афишировать первый рейс поезда, так как считает, что враги попытаются остановить поезд, свести его с рельсов.
— Что ж… Путешествие будет опасным, – задумался Альберт.
— Впрочем, после войны многое поменялось, — сказал Виктор. – Это раньше они устраивали провокации. Во время войны отряды под руководством русских офицеров, выследили всех лазутчиков противника, которые занимались подрывной работой. Белые офицеры, прошедшие Европейскую войну, а затем гражданскую у себя на родине, были очень опытны. Боюсь, у Восточных республик победа стала пирровой. Возможно, они как легендарный царь Пирр остались почти без войска.
— Но для подрыва поездов им сил хватит, — заметил Альберт.
— Могло бы хватить, — снова произнес Виктор загадочную фразу.
— А как же охрана? – спросил Альберт. – Мы едем в пустом вагоне, сзади товарный вагон, а впереди тендер и паровоз. Где бойцы, стрелки?
— Стрелок один, это я, – мрачно отозвался Виктор.
— А… почему вы один?
— А потому что их не будет. Когда перевалим хребет, вы всё поймете. Скажите лучше, что вас подвигло на такое путешествие?
— После мирового кризиса и войны, у нас туго с работой, и я решил использовать свое знание русского — устроиться корреспондентом в какую-нибудь русскую газету, основанную в Санта-Катарине эмигрантами.
— Вы едете к русским? До порта Санчес? Что же, на месте всё поймёте, — мрачно закончил Виктор. Он более не изъявлял желания продолжать разговор и откинулся на спинку сиденья, надвинув шляпу на глаза, делая вид, что дремлет.
Прошел час. Поезд катился по полям уже по другую сторону гор. Но, к удивлению Альберта, не делал остановок, хотя они проезжали через множество станций. Чуть позже он понял причину — на них не было ни одного человека!
Железная дорога оказалась заброшенной.
— Что, прошла еще одна война? – спросил Альберт, выглядывая в вагонное окно.
— Хуже. Прошло полвека…
После этой оглушительной фразы Альберт замер на сиденье. А его мрачный спутник начал раскрывать карты. Загадочные недомолвки начали оживать в устах Виктора с неумолимостью кошмара, воплотившегося в жизнь.
Оказалось, что перевалив через хребет, они попали в конец двадцатого века… И работы для Альберта в русской газете уж точно не найдётся. Эмигранты в свое время основали газеты для других эмигрантов, которых из России в этот южный край прибыло несколько сотен тысяч. Но прошло более полувека – и закрылись когда-то многочисленные русскоязычные газеты, русские типографии. Их стало некому читать — эмигранты умерли от старости, а их дети, внуки и правнуки уже не говорили и не читали на русском языке…
— А как же железная дорога? — спросил Альберт. На его лице мелькали тени от деревьев, росших вдоль пути.
Виктор с деланным равнодушием отвечал, вновь привалившись к спинке сиденья и надвинув шляпу на глаза:
— Поезда давно не ходят по этой дороге. Вместо них товары по долине развозят автофуры. Железная дорога осталась как историческая достопримечательность. Поэтому рельсы в рабочем состоянии. Впрочем, сегодня, первого сентября девяносто пятого года, из поездки вернётся последний поезд… Дирекция приняла решение закрыть музейный маршрут – из-за отсутствия экскурсантов.
— Мы в самом конце двадцатого века? Я же в будущем, — шептал потрясённый юноша.
— Альберт, только прошу, не удивляйтесь сильно…
— Получается, я сел на первый поезд на этой ветке, ставший последним, — пытался рассуждать далее Альберт. — Так куда же мы едем? Высаживаться на станции, как я понял, нет резона – газета «Под Южным крестом» давно закрылась, сотрудники умерли…
— Мы едем до города у залива, — невозмутимо произнёс Виктор.
— Значит, я увижу море?
— И даже этого у тебя не получится, мой юный друг. Лагуна пересохла. Мы доедем до самого берега пересохшего озера – пролив до океана давно зарос тиной и забился песком.
— Да уж… теперь я не то чтобы и юный. Раз мы перепрыгнули целых полвека, я стал старше многих нынешних жителей.
— Да, Альберт. Но ты не жил эти полвека. Тебе по-прежнему двадцать три года. Ты перенёсся сюда из прошлого, минуя его. Ты не знаешь даже, что такое телевизор…
— Виктор, вы как современник этих людей, смотрите на меня свысока.
— А я не современник этого мира. Я из еще более далекого будущего… из двадцать первого века. Тогда, как и в 70-е годы, провинции Восточного берега пытались объявить самостоятельность. У них снова не получилось – это в нашем мире. А в вашей ветке реальности, провинции всё-таки стали независимыми, причем, еще в конце двадцатого века. Ну вот, я и пытаюсь кое-что подправить, поэтому я здесь — так сказать, заслан сюда. Моя миссия — проехаться на этом поезде до залива и посмотреть, к чему привела борьба за освобождение республик в параллельном мире, дабы остудить горячие головы из региональных правительств.
Поезд катился и катился. Виктор рассеянно смотрел в окно. День был пасмурным, серое небо лило свет на показавшуюся вдали лагуну. Но дно бывшего водоема отсвечивало серой тиной и соляными отложениями – вода испарилась, оставив лишь небольшие лужицы да гниющие отбросы.
Когда-то здесь должны были построить хороший порт – удобную гавань для судов. Вот и длинный мол, уходящий далеко меж сухих полей бывшего озера, а еще дальше – занесённый песком пролив, но его уже некому прочищать…
А рельсы кончаются у самой кромки бывшего берега. Отсюда прямо на суда должны были перегружать товары, привезенные поездом из глубин континента. Но свободная торговля Верхних провинций пересохла как ручей. А Восточные провинции исчезли навсегда, оставив пустые станции вдоль вымершей железной дороги – как памятник людскому тщеславию и авантюризму…
* * *
Двое в плащах, развевающихся от теплого ветра, стояли на берегу высохшего залива. За их спиной замер локомотив, перед которым заканчивались рельсы — буквально в шаге от обрыва. А двое всё смотрели вдаль, где за далеким перешейком, неразличимый отсюда, волновался океан.
Юноша произнес:
— Рельсы остались позади, и мы словно готовы вернуться домой – нет, не в родительский дом за горами на западе, а на подлинную родину на северо-восток отсюда.
— Тебе снилась наша снежная страна? – спросил Виктор. — Впрочем, сейчас там нет снега. Пока здесь стоит прохладная субтропическая зима, там настоящее лето. Всё наоборот в южном полушарии.
— Всё наоборот, наоборот, — шептал Альберт, глядя на восток.
— Так и в нашей прежней стране однажды внушили, что всё наоборот. А потом представления людей опрокинулись еще раз – когда они, на собственной шкуре, поняли, что та, якобы, правда – не правда. Да и поняли эту истину далеко не все.
— Я не сказал вам… Виктор, у меня тоже никого нет. Моя мать погибла от малярии – поселенцам власти не успели выдать хинин. Старший брат погиб в стычке с индейцами. А мой отец работал на ферме день и ночь, надорвался, и быстро угас. Но ферму так и не спас, ее отобрали кредиторы. Продав вещи, оставшиеся после описи имущества, я собрал небольшую сумму на дорогу. Но она привела меня к океану смерти. И нет пути назад.
— Не бойся и не жалей. Это путь честного человека. Мы сделали всё, что могли, — произнёс Виктор.
— Это был билет в один конец… в самом ужасном значении этого выражения, – вздохнул Альберт. — У меня не осталось денег на обратный путь, да и некуда возвращаться. А здесь странная пустота.
— Подожди чуть. Сейчас меня эвакуируют на магистральную ветвь реальности. Тебе повезло – ты уйдешь со мной, Альберт. А эти земли заселят люди, которые стали лишними в нашей прежней стране — второй раз за одно столетие, когда социальная катастрофа повторилась через 70 с небольшим лет. Там тоже появились авантюристы — в правительствах республик. Они решили отделиться… Мы переправим часть людей сюда, на свободные земли.
Автор: Максим Левобережных
