Идёт вагон, качается… (Поездом в Казахстан)

Наш поезд обнюхали собачками… Нет, не с того я начал.

Когда поезд тронулся, женщина подскочила, рванулась в сторону проводника: пустите меня, я же не с вами еду, мне не надо, на что получила отказ, и вынуждена была проехать лишнее. Благо что до Бёрдска только, а это недалеко… Но нет, опять не с того начал.

А начать надо с Новосибирска.

…

Приехал я рано утром. Со мной в вагоне практически весь путь из Улан-Удэ ехала танцевальная студия, на конкурс. В Красноярске подсели ещё, на этот же конкурс. Потому ехать было весело, шумно, немного беспокойно, но в общем-то прекрасно. Дорога всегда всё сглаживает. Многие неудобства в пути я или не замечаю, или отношусь спокойно. Наверное, меня всегда слишком захватывает путь. Дорога — это то, что доктор прописал, прав Керуак, всегда так для меня было, и не важно на чём и как. Me gusta viajar y leer libros geniales — мне нравится путешествовать и читать гениальные книги.

И значит, приехал я рано утром. Сам Новосибирск я не очень люблю, не понял я города. Но зато живёт в нём несколько близких мне людей, с кем стараемся встречаться по мере возможностей. До следующего поезда было несколько часов, меня встретила подруга, и мы решили прогуляться, выпить кофе, пообщаться. Предварительно сдав груду вещей моих в камеру хранения.

…

Мы посидели в кофейне «Куликовский» (а может это пекарня, или столовая, да хрен её знает). Я больше всего оценил, что там на столиках, помимо обычных салфеток, разложены влажные, в индивидуальных упаковках. В общем, я обобрал немного столы по соседству, такие вещи всегда пригодятся в дороге. Пригодились.

Поезд мой отходил в обед, и, попрощавшись с подругой, я двинул на платформу. Куда подавали «Новосибирск-Алматы».

…

В таком плацкарте ездил я последний раз наверное в школе. Потёртый, пошарпанный, с неработающей единственной розеткой, без душа естественно (что захотел, пижон), с кондиционером, который больше просто есть, чем работает. Ну в общем, всё включено за ваши деньги — конечно надо сказать, покупался билет чуть ли не в последний момент, максимально дешёвый и спешно. Хотя, дальше по разговорам, я понял, что сильно отличий нет на этом направлении.

Наш проводник — большой и добродушный казах, — находился всю дорогу, как показалось, в состоянии полнейшей tranquilo. Есть в испанском такое понятие, близкое к нашему спокойствию, неспешности, беззаботности. У проводника транкилья была полнейшая. Ближе к отправлению он молча закрыл все двери и ушёл к себе в купе. В суете перед отправлением этого никто даже не заметил. Ну а когда поезд тронулся, не успевшие выйти провожающие так и ехали с нами до ближайшей остановки. Никого проводник не выпустил.

Ну в путь, думаю, раскладывая вещи.

…

Сосед попался прикольный. Правда устал очень от него к концу второго дня пути. Из тех, что знает всё на свете и с удовольствием поделится этой информацией с вами, за бесплатно, лишь бы обеспечили вы ему свободные уши. Готовые жадно внимать.

Мы не успели проехать и сотни километров, как я уже знал, что сосед мой побывал во всех городках и посёлках по обе стороны границы, и в лицо знает каждую продавщицу пирожков, и границу лично охранял, и зайца на скаку подстрелил однажды, и за волосы себя из болота вытянул…стоп, это из другого немного, но не суть. Книгой от него закрыться не удавалось, нахально уткнуться в телефон не позволяла мягкость характера. Небольшие перерывы случались, когда сосед переключался на кого-то другого. Ну да ладно, едем и едем. Чай пьём.

Ночью была граница.

…

Поезд останавливается, проводник будит вагон, включается свет. Процедура долгая, но видимо ускорить её или нельзя, или не хотят заморачиваться. Из вагонов никого не выпускают, спать не дают, сидим, нахохлившись, — зачем тогда поезд такой, что границу ночью проходит, — ну да ладно, едем и едем.

У нас стояли часа полтора, в Казахстане чуть больше. Процедура в целом схожая — идут по вагонам пограничники, проверяют документы, задают разные вопросы, заглядывают на полки, под полки. Собачки нюхают тебя, контрабанду ищут. Ну контрабанды у меня не было. Российские пограничники вышли, поезд дёрнулся, прополз незначительное расстояние — и вновь встал. Опять по новой. Казахский пограничник заставил распотрошить рюкзак с походным снаряжением, и, когда в нём уже ничего не осталось, помимо палатки и спальника, долго светил внутрь, о чём-то размышляя. Со мной мыслями не поделился.

Закончилось это всё под утро, уже светало. Всё, уехал, — думал, укладываясь спать. Хотел поймать какие-то мысли большие, что-то важное, что наверное должно было гулять в голове — ничего не поймал, хотелось упасть и уснуть.

…

Утром меня разбудили очень странные звуки. Лязганье, скрип, чьё-то кряхтение, — всё вместе. Я приоткрываю один глаз. В проходе, где в полу есть багажные отсеки, у открытого люка на коленях стоит мужчина и что-то или спускает, или наоборот вытаскивает оттуда. Второй стоит на коленках с другой стороны, и, кажется, помогает. Ну, думаю, контрабандисты. В голове всплывают рассказы моего соседа про всякую всячину на границе. Ну, думаю: сейчас проснусь не ко времени, а меня потом уберут как свидетеля. Думаю: дальше спать буду, пусть без меня контрабандничают.

Уснул.

…

Проснулся уже к обеду. Степи, степи, степи. Мы ехали сквозь бесконечную желтую степь, изредка встречая полустанки, пыльные, занесенные песком маленькие городки. Разваленные заводы. Остовы зданий, скорбящие под бесконечно-голубым небом. Казалось бы, я из тех регионов, где пейзаж до боли схож с тем, что наблюдал из окна. Но гнетущее впечатление. Ощущение небогатого, постсоветского, полуразрушенного. Мальчишки гонят на мотоциклах, поднимая тучу пыли. Вот бельё развешивают во дворе. Идёт жизнь, возможно, не самая уютная и счастливая, но идёт. Торгуют на станциях выпечкой, шоколадками, причём принимают как местные тенге, так и рубли. Свои последние полторы сотни, что оставались наличкой, отдал за несколько беляшей — вкусные. Станцию не помню.

Наконец вышел на своей станции сосед. Во второй день я слушал его конечно меньше, но всё же я был очень рад, что он наконец доехал. Уткнулся в «Чуму», перечитывать Камю начал ещё в поезде из Улан-Удэ, к Алмате как раз дочитал. Тетрадка была где-то глубоко в вещах, заметки о происходящем делал прямо на полях книги. Такой у меня теперь «дорожный Камю».

Что ещё произвело впечатление, так это степные мусульманские кладбища. Поезд летит сквозь степь, пейзаж не сменяем часами, и вдруг — небольшие некрополи, частокол полумесяцев, каменные столбики, заборчики, — и вновь всё исчезло, как будто и привиделось это тебе. И таких кладбищ — сотни в степях.

…

К вечеру вагон был битком. Алматы всё ближе, всего ночь пути, поезд бодро бежал вглубь Казахстана. Мои соседи — молодые ребята, чуть младше. Ехали на учёбу в город. Говорили на русском, иногда, когда возникало непонимание, подыскивали синонимы сообща на пальцах. Но в целом, ещё в поезде было заметно — ярко выраженное триязычие: основной казахский, и дополнительно русский, английский. В Алмате я потом увидел, что да, так и есть — помимо русского, многое дублируют на английском. Но чтоб делать какие-то выводы, надо больше прожить, больше знать, я же пока пишу, что увидел сам за недолгое время.

До ночи рубились в шашки и пили вино. На последний пункт проводнику не то, что плевать было, — такое чувство, что у него же вино и куплено. Я этот момент упустил.

Засыпал я под весёлый гомон, разговоры соседей. Ни слова не понимал, но хорошо так было — слегка пьян, едешь себе, дорога.

Утром была Алма-Ата.