Идёт вагон, качается… (Поездом в Казахстан)

Когда поезд тронулся, женщина подскочила, рванулась в сторону проводника: пустите меня, я же не с вами еду, мне не надо, на что получила отказ, и вынуждена была проехать лишнее. Благо что до Бёрдска только, а это недалеко… Но нет, опять не с того начал.

Наш поезд обнюхали собачками… Нет, не с того я начал.

Когда поезд тронулся, женщина подскочила, рванулась в сторону проводника: пустите меня, я же не с вами еду, мне не надо, на что получила отказ, и вынуждена была проехать лишнее. Благо что до Бёрдска только, а это недалеко… Но нет, опять не с того начал.

А начать надо с Новосибирска.



Приехал я рано утром. Со мной в вагоне практически весь путь из Улан-Удэ ехала танцевальная студия, на конкурс. В Красноярске подсели ещё, на этот же конкурс. Потому ехать было весело, шумно, немного беспокойно, но в общем-то прекрасно. Дорога всегда всё сглаживает. Многие неудобства в пути я или не замечаю, или отношусь спокойно. Наверное, меня всегда слишком захватывает путь. Дорога — это то, что доктор прописал, прав Керуак, всегда так для меня было, и не важно на чём и как. Me gusta viajar y leer libros geniales — мне нравится путешествовать и читать гениальные книги.

И значит, приехал я рано утром. Сам Новосибирск я не очень люблю, не понял я города. Но зато живёт в нём несколько близких мне людей, с кем стараемся встречаться по мере возможностей. До следующего поезда было несколько часов, меня встретила подруга, и мы решили прогуляться, выпить кофе, пообщаться. Предварительно сдав груду вещей моих в камеру хранения.



Мы посидели в кофейне «Куликовский» (а может это пекарня, или столовая, да хрен её знает). Я больше всего оценил, что там на столиках, помимо обычных салфеток, разложены влажные, в индивидуальных упаковках. В общем, я обобрал немного столы по соседству, такие вещи всегда пригодятся в дороге. Пригодились.

Поезд мой отходил в обед, и, попрощавшись с подругой, я двинул на платформу. Куда подавали «Новосибирск-Алматы».



В таком плацкарте ездил я последний раз наверное в школе. Потёртый, пошарпанный, с неработающей единственной розеткой, без душа естественно (что захотел, пижон), с кондиционером, который больше просто есть, чем работает. Ну в общем, всё включено за ваши деньги — конечно надо сказать, покупался билет чуть ли не в последний момент, максимально дешёвый и спешно. Хотя, дальше по разговорам, я понял, что сильно отличий нет на этом направлении.

Наш проводник — большой и добродушный казах, — находился всю дорогу, как показалось, в состоянии полнейшей tranquilo. Есть в испанском такое понятие, близкое к нашему спокойствию, неспешности, беззаботности. У проводника транкилья была полнейшая. Ближе к отправлению он молча закрыл все двери и ушёл к себе в купе. В суете перед отправлением этого никто даже не заметил. Ну а когда поезд тронулся, не успевшие выйти провожающие так и ехали с нами до ближайшей остановки. Никого проводник не выпустил.

Ну в путь, думаю, раскладывая вещи.



Сосед попался прикольный. Правда устал очень от него к концу второго дня пути. Из тех, что знает всё на свете и с удовольствием поделится этой информацией с вами, за бесплатно, лишь бы обеспечили вы ему свободные уши. Готовые жадно внимать.

Мы не успели проехать и сотни километров, как я уже знал, что сосед мой побывал во всех городках и посёлках по обе стороны границы, и в лицо знает каждую продавщицу пирожков, и границу лично охранял, и зайца на скаку подстрелил однажды, и за волосы себя из болота вытянул…стоп, это из другого немного, но не суть. Книгой от него закрыться не удавалось, нахально уткнуться в телефон не позволяла мягкость характера. Небольшие перерывы случались, когда сосед переключался на кого-то другого. Ну да ладно, едем и едем. Чай пьём.

Ночью была граница.



Поезд останавливается, проводник будит вагон, включается свет. Процедура долгая, но видимо ускорить её или нельзя, или не хотят заморачиваться. Из вагонов никого не выпускают, спать не дают, сидим, нахохлившись, — зачем тогда поезд такой, что границу ночью проходит, — ну да ладно, едем и едем.

У нас стояли часа полтора, в Казахстане чуть больше. Процедура в целом схожая — идут по вагонам пограничники, проверяют документы, задают разные вопросы, заглядывают на полки, под полки. Собачки нюхают тебя, контрабанду ищут. Ну контрабанды у меня не было. Российские пограничники вышли, поезд дёрнулся, прополз незначительное расстояние — и вновь встал. Опять по новой. Казахский пограничник заставил распотрошить рюкзак с походным снаряжением, и, когда в нём уже ничего не осталось, помимо палатки и спальника, долго светил внутрь, о чём-то размышляя. Со мной мыслями не поделился.

Закончилось это всё под утро, уже светало. Всё, уехал, — думал, укладываясь спать. Хотел поймать какие-то мысли большие, что-то важное, что наверное должно было гулять в голове — ничего не поймал, хотелось упасть и уснуть.



Утром меня разбудили очень странные звуки. Лязганье, скрип, чьё-то кряхтение, — всё вместе. Я приоткрываю один глаз. В проходе, где в полу есть багажные отсеки, у открытого люка на коленях стоит мужчина и что-то или спускает, или наоборот вытаскивает оттуда. Второй стоит на коленках с другой стороны, и, кажется, помогает. Ну, думаю, контрабандисты. В голове всплывают рассказы моего соседа про всякую всячину на границе. Ну, думаю: сейчас проснусь не ко времени, а меня потом уберут как свидетеля. Думаю: дальше спать буду, пусть без меня контрабандничают.

Уснул.



Проснулся уже к обеду. Степи, степи, степи. Мы ехали сквозь бесконечную желтую степь, изредка встречая полустанки, пыльные, занесенные песком маленькие городки. Разваленные заводы. Остовы зданий, скорбящие под бесконечно-голубым небом. Казалось бы, я из тех регионов, где пейзаж до боли схож с тем, что наблюдал из окна. Но гнетущее впечатление. Ощущение небогатого, постсоветского, полуразрушенного. Мальчишки гонят на мотоциклах, поднимая тучу пыли. Вот бельё развешивают во дворе. Идёт жизнь, возможно, не самая уютная и счастливая, но идёт. Торгуют на станциях выпечкой, шоколадками, причём принимают как местные тенге, так и рубли. Свои последние полторы сотни, что оставались наличкой, отдал за несколько беляшей — вкусные. Станцию не помню.

Наконец вышел на своей станции сосед. Во второй день я слушал его конечно меньше, но всё же я был очень рад, что он наконец доехал. Уткнулся в «Чуму», перечитывать Камю начал ещё в поезде из Улан-Удэ, к Алмате как раз дочитал. Тетрадка была где-то глубоко в вещах, заметки о происходящем делал прямо на полях книги. Такой у меня теперь «дорожный Камю».

Что ещё произвело впечатление, так это степные мусульманские кладбища. Поезд летит сквозь степь, пейзаж не сменяем часами, и вдруг — небольшие некрополи, частокол полумесяцев, каменные столбики, заборчики, — и вновь всё исчезло, как будто и привиделось это тебе. И таких кладбищ — сотни в степях.



К вечеру вагон был битком. Алматы всё ближе, всего ночь пути, поезд бодро бежал вглубь Казахстана. Мои соседи — молодые ребята, чуть младше. Ехали на учёбу в город. Говорили на русском, иногда, когда возникало непонимание, подыскивали синонимы сообща на пальцах. Но в целом, ещё в поезде было заметно — ярко выраженное триязычие: основной казахский, и дополнительно русский, английский. В Алмате я потом увидел, что да, так и есть — помимо русского, многое дублируют на английском. Но чтоб делать какие-то выводы, надо больше прожить, больше знать, я же пока пишу, что увидел сам за недолгое время.

До ночи рубились в шашки и пили вино. На последний пункт проводнику не то, что плевать было, — такое чувство, что у него же вино и куплено. Я этот момент упустил.

Засыпал я под весёлый гомон, разговоры соседей. Ни слова не понимал, но хорошо так было — слегка пьян, едешь себе, дорога.

Утром была Алма-Ата.

Новости «Пролога»