Антон Кустов вышел из здания туркестанского отделения полиции.
Перейдя залитую жарким солнцем площадь, он присел в тени чинары на широкую скамью и закурил трубку. Ее украшала выгравированная надпись самого генерала Куропаткина: «За Маньчжурiю!».
Дальний конец скамьи занимал старичок из европейского населения Ташкента, куда Кустов прибыл накануне, поздним вечером.
Остановившись в нумерах француженки Дебюсси, наутро Кустов и посетил полицию, дабы справиться о ставке. Но на работу в штаб его не принимали, лишь постовым. Так что путь до Туркестана с Дальнего Востока оказался ненужным, — размышлял молодой человек, попыхивая трубкой.
— Сударь, вы новенький в наших краях? – поинтересовался старичок, оторвав взгляд от газеты «Ташкентскiй листокъ», которую он держал в руках.
Кустов присмотрелся, — под белой шляпой поблёскивало пенсне, легкий пиджак был накинут на толстовку.
— Так точно. Вчера с поезда сошёл.
— А вы, сударь, позвольте предположить – ветеран русско-японской войны.
— Всё верно. На работу не приняли, хотя в письме выражали всенепременнейшую готовность принять – на моем счету успешные курсы во Владивостоке, как стажер участвовал в поимке пиратов на Байкале и контрабандистов-золотоискателей в Баргузинской тайге…
— Ну что же, послужной список хороший… А знаете что, молодой человек? Не пригласить ли мне вас в частное сыскное агентство? Мы здесь по образу и подобию московских и питерских детективных контор. Принимаем на работу ветеранов полиции или отставных военных.
— Я как раз, после русско-японской. Война закончилась. Но, ни в Харбине, ни в Иркутске в штабисты не взяли. Своих хватает. Думал, в Туркестане найду… А так, я в Питере вырос, мой отец в восьмидесятые годы работал следователем. Раскрыл серию убийств девушек – вышел на след англичанина-сатаниста.
— А, припоминаю. Да я, сынок, и твоего батюшку, знавал. Даже очень хорошо знавал. Нужен был переводчик английского, но неожиданно отыскался следователь, который сам свободно владеет английским. Ты ведь Кустов Антон?
— Так точно.
— О, да! Мы с твоим папой работали вместе в полиции Питера и даже раскрыли те ритуальные убийства. Решительно не понимаю, как я из той переделки живым вышел… дай бог памяти, четверть века прошла! Итак, позвольте представиться: Панин, поручик в отставке.
***
Тем же вечером тяжело груженая арба, запряжённая парой волов, тронулась в путь от южной заставы Ташкента. Путь лежал через Гиссарский хребет на юг, в предгорья Памира.
Там, у высокого хребта приютился бывший кишлак, а ныне русское поселение Шахбад, получившее пару лет назад статус города.
Сидя на поскрипывающей арбе, Антон Кустов слушал заунывные рассказы постаревшего Панина о совместной службе с отцом.
Сам Антон, разумеется, с детства помнил байки матери о деле русского Джека Потрошителя, всколыхнувшего весь Петербург. Пикантности придавало и то, что убийца появился на несколько лет раньше лондонского Джека Потрошителя…
Теперь же в отдалённом русском городке на Памире, чуть было не доставшемся в конце девятнадцатого века Англии, завёлся еще один маньяк… Потому Частное детективное агентство «Шаповалов и сыновья» взялось за расследование в непривычных условиях Средней Азии. Панин служил там товарищем председателя агентства и занимался вербовкой кадров.
— Не каждый офицер в отставке или городовой сгодится нам в службу, — говорил Панин молодому ветерану русско-японской, продолжая между делом срисовывать в альбом виды гор, мимо которых проезжала их арба…
***
Городок Шахбад оказался на удивление чист и пригож, – отметил про себя Кустов, навидавшийся видов Порт-Артура, Харбина и прочих русско-китайских городов на другой окраине Российской империи.
Разместившись в маленькой гостинице Шахбада, Панин и Кустов-младший вышли на балкон второго этажа.
— Ваш отец, Антон, так и пропал в очередной экспедиции в Абиссинию.
— Не могу знать, ваше благородие, — ответил Антон.
— Да бросьте, сударь, какое я вам благородие. Я теперь частное лицо. А ты сын одного из лучших полицейских Петербурга конца прошлого столетия.
Кустов решил уточнить:
— Вечером идем по адресу: Ямская, девять.
Пожилой следователь ответил:
— Там полгода назад произошло исчезновение девушки – дочери местно коммивояжера…
— А позвольте узнать, как же я сгожусь, ежели в Ташкенте местные полицейские в полном штате?
Панин ухмыльнулся:
— Не всё так просто в этой жизни, сынок. Люди есть… а людей нет. Иными словами: Людей много, а человека не найти… Ну некому такого уровня дела расследовать! – Панин в порыве негодования стукнул локтем по перилам балкона и уронил горшок с геранью на улицу.
***
Дом по Ямской, 9 оказался двухэтажным каменным особняком. Высился он аккурат напротив единственной гостиницы на главной улице городка, отметил Кустов, радуясь, что особо искать и не пришлось. Шахбадские старожилы прозвали этот дом Купеческим гнездом.
Хозяин особняка принимал гостей из детективного агентства в дорожном сюртуке. Извинившись за затрапезный вид (он только что приехал из кишлака Дюшамбе), коммиявожер Павлов провел Панина и Кустова их в гостиную.
Там, он и поведал об обстоятельствах пропажи дочери.
— А девушка она неординарная была. Еще в школе списывалась с Зоологическим музеем в Санкт-Петербурге, присылала им чучела памирской фауны.
— Так кто ее сопровождал в экскурсиях в горы? – спросил Панин.
— Выехали они на конях, — ответил Павлов, — слуга Ахмет ее охранял. Он с моей Дашенькой и в последнюю поездку сподобился. Все-таки европейская девушка в сердце Азии. А через реку – так и непокорённый британцами Афганистан…
***
На горной круче свистел ветер из ущелья. От его порывов распущенные темно-русые волосы Дарьи Павловой били по спине и груди ее белого платья.
Панин, в буквальном смысле тряхнув сединой, держал на мушке браунинга Ахмета. А он –парень в тюбетейке и полосатом халате – целился из револьвера прямо в грудь Антону Кустову…
— Стреляйте, стреляйте! — кричала девушка.
Над ущельем прогремел выстрел. Когда его раскаты затихли меж камней на дне ущелья, стало ясно: Ахмет исчез.
Кустов подошёл к краю обрыва – Ахмета не было видно, но слышалось, как он спускался вниз: камешки срывались и катились вниз. Густые заросли и выступающий край на верху обрыва заслоняли Ахмета от взоров частных детективов.
Девушка и Панин осторожно подошли к краю обрыва.
— Убёг! Ваше благородие! Даша Сергеевна, убёг! Супротив вас пошёл, сарт проклятый!
Панин посмотрел на причитающего Кустова.
— Нам после увиденного нет смысла возвращаться в Шахбад. Надо быстрее ехать по тракту до ближайшей станции железной дороги, а оттуда в Петербург! Готовится диверсия международного масштаба!
Даша покосилась на Панина:
— Успеем?
— Как знать. Ахмет кружным путём через Индию. И пароходом в Англию. А мы через всю Россию в Питер…
***
Мостовые Питера отливали серым цветом своих булыжников. Кустов-младший мчался к берегу Финского залива.
«Вот план Зоосада», — думал он, сжимая за пазухой документы из перемётной сумки Ахмета. Одновременно Антон прикрывал продолжающий ныть порез от пули Ахмета, задевшей его за грудь на краю памирского обрыва.
Вспоминалось лицо Панина накануне вечером в купе поезда, мчащегося на Петербург: «Британцы не знают Ахмета в лицо! Поедешь к ним вместо него как двойной агент! Лондон ждёт тебя. Брось притворяться маньчжурским дуболомом! Тебя же папа в детстве обучил свободному английскому!
«А если Ахмет послал телеграмму? От Индии до Англии телеграф как раз идет через Россию…».
«А вдруг не послал? Придётся рисковать. Иного варианта спасти Отечество нет. Вся агентурная сеть у нас в руках, но без подсказки петербургского центра английской разведки, мы их все равно не найдём. И они разрушат империю изнутри!».
Вот и крайний шестиэтажный дом – дальше набережная. Выход из двора колодца – у арки стоял парень в сером пальто и кепке:
— Сегодня вечером холодно.
— Как знать, лишь бы не штормило, — ответил Кустов кодовой фразой из документов Ахмета.
— Приглашаем вас на лодочную прогулку, — сказал агент-британец.
***
Кустов уже привык к непрекращающемуся шуму волн за бортом.
Антон оглядел стол. Привычная за второй день путешествия чашка кофе и бутерброд с ветчиной. Это второй завтрак англичан. Впрочем, утра не видно – за иллюминаторами лишь темная морская вода обтекает подводную лодку, мчащуюся в Англию.
Антон поёжился, вспомнив как до полуночи прождал подводную лодку на стылой гранитной набережной. И как в свете луны она всплыла из холодных вод финского залива.
Впереди мелькнула фигура – в кают-компанию прошел сам капитан и уселся за стол напротив Антона. Он оглянулся.
Все офицеры уже вышли. Можно начинать…
Держа капитана за шиворот и приставив к его шее пистолет, Антон пробирался отсеками к рубке мимо замерших изумлённых моряков. «Отставить, оставить! — хрипел капитан. – Выполнять все его приказания!».
В рубке Антон дал рулевому приказ развернуться и идти обратно в Питер.
***
Зоосад горел. Восставшие толпились на площадях северной столицы. К зданию арсенала агенты эсеров пустили девушек со связками динамита под одеждой. Но взрывов до сих пор не было слышно.
«Подумать только, еще мгновение и Петербург будет в руках революционеров!» – Кустов, одетый в тёплую тужурку, торопливо шагал мимо ограды Зоосада, вспоминая сгорающие там коллекции животных Памира, отправленные Дарьей Павловой.
«У каждого агента была своя роль. И все нити тянулись к единому центру. Главное – успеть отменить захват столицы империи», — думал Кустов-младший, приближаясь к высокому доходному дому.
Наконец, он пинком отворил дверь в парадную, застрелив не пускавшего дворника в белом фартуке – красное пятно медленно расплывалось на животе лежащего на ступеньках бородача, а на третьем этаже Кустов уже выламывал дверь в квартиру.
Там, застрелив троих агентов, он ворвался в кабинет к главному резиденту. Откинув рукой в кожаной тужурке балдахин из красного бархата, Антон подошёл к зелёному столу, за которым сидел человек спиной к входу. Пишущая машинка, телефон и зажжённая лампа под бордовым абажуром стояли на столе перед главным разведчиком британцев по Питеру.
Англичанин медленно повернул усатое лицо. В свет лампы высветились знакомые черты…
— Папа? – вскричал Антон.
— Он самый, — ответил Кустов-старший, шевеля седеющими усами.
На улице выстрелы стали стихать. Отряды вооруженных рабочих отступали. Так и не прозвучали ожидаемые взрывы арсенала и прочих ключевых зданий Петербурга.
Отец и сын сидели в креслах, смотря на синеющие сумерки за окном. Бои смещались на окраины, правительственные силы теснили повстанцев.
— Как… почему вы делаете революцию?
— Я разочаровался в царизме, сынок. Прости. Я тебя только в детстве воспитывал, потом в Африке внедрился в британскую разведку. И за эти годы взгляды мои поменялись.
— И что делать?
— На этот раз мы проиграли. Революция пока отменяется – нужна война помощнее японской, чтобы сокрушить царизм. Но я не раскрыт. Антон, уезжай в Туркестан. Там ты полезнее будешь. Тебя возьмут на работу в полицию. В штаб. Следователем по особо важным делам. Я позвоню кому надо.
***
— Шахбад – миленький городок, — писал Кустов в дневник после провала революции девятьсот пятого года.
Дарья – в девичестве Павлова, а ныне Кустова, – стояла рядом в кабинете в бордовом платье.
Кабинет располагался на втором этаже Купеческого гнезда, за которым недавно возвели новые улицы из доходных домов. Шахбад стараниями зятя коммивояжера разбогател еще больше.
Дарья опустила руку на плечо Антона:
— Памир нуждается в нас. Торговля – двигатель прогресса.
— Да что ты понимаешь в жизни? Если бы не протекция губернатора – мне не дали бы контрактов…
— Скажи честно, Антоша, – вся эта безумная история с горящим зоосадом и подлодкой – вычитана тобой из рисунков нашего Панина? Он тут столько графических романов нарисовал!
— Скорее наоборот, милая, — ответил Кустов и взял ее ладонь в свои руки. – Он зарисовал истинные события. Впрочем, это не важно.
— Пусть будет так! Лет через сто лет никто не разберёт. Потому и бывает, что литература правдивее истории!
Из-за шелковой портьеры вышел Панин:
— Ну а ежели, что я и добавил от себя в эту историю, так ведь то нашему роману на пользу? – и подмигнул молодожёнам.
