Патруль во времени

1. За стеклом буфета

Вагон рельсового автобуса замедлил ход. Антон поднял голову и выглянул в окно: приближалась та самая дальняя станция, куда его отправили с редакционным заданием.

Республиканская газета по-старомодному отправляла сотрудников в командировки ради небольших заметок.

Но если раньше, лет тридцать назад, то были бодрые репортажи о передовиках производства или доярках, то теперь статьи о людях труда были не столь бодрые, да и освещать полагалось все больше работу органов местной власти: ремонт дорог, детсадов, стадионов или больниц…

После краха Союза, угольные шахты закрыли из-за нерентабельности, а за ними каскадом захирели и почти все остальные предприятия горного поселка.

Антон подхватил саквояж и, застегнув куртку, вышел из почти пустого вагона – «А пассажиров досюда ездит немного», — подумал он.

За зданием небольшого вокзала, находилась закусочная. «Кафе Изумруд» прочитал журналист на вывеске и зашел внутрь.

Заказав у барменши котлету в пюре, он присел у дальнего столика. Ожидая заказ, журналист привычно пригляделся: полутемный зал оказался неплохо оформлен для провинции, для отдаленного горного района, где не останавливались поезда дальнего следования, а лишь рельсовые автобусы, называемые ранее автомотрисами.

День стоял пасмурный, но в зале оказалось тепло, даже душно: Антон расстегнул куртку и распустил узел галстука…

Раскрыв саквояж, Антон оглядел нехитрые пожитки для дальней дороги: На сей раз журналист прихватил Кубик Рубика, компас, термометр, томик стихов Роберта Бернса и тюбик с клеем.

Он снова захлопнул створки саквояжа – незаменимая вещь, пусть и донельзя старомоден, но помимо памяти о рано ушедших родителях, журналисту ценил и удобство этой смеси чемодана с баулом. Но сейчас Антон задумался, зачем он взял эти пять вещей? Если кубик нужен, чтобы скоротать время в дороге, то зачем термометр, если есть интернет с прогнозом в мобильнике?

— Мужчина, ваш заказ готов! – барменша позвала Антона — единственного посетителя кафе к барной стойке, где уже покоился поднос с едой.

Девушка в зеленом переднике и чепчике, повернулась спиной к Антону и начала протирать пыль с одной из полок буфета…

Когда Антон взял в руки поднос, он заметил, как в стекле буфета за барной стойкой, отражался зал. Только он был почему-то ярко освещён и полон людей. Гул людских голосов ударил в уши. Буфетчица куда-то пропала…

Антон машинально повернул голову – зал кафе по-прежнему окутывал сумрак, шум стих, а все столики — пусты. Посмотрев вперёд, он увидел спину девушки на фоне темных зеркал буфета.

Журналист успокоил себя тем, что утомился от долгой дороги: рельсовые автобусы полагалось оборудовать мягкими сиденьями, но на этом рейсе стояли деревянные как в электричке…

Буфетчица наконец обернулась и тревожно посмотрела на Антона. Но тот устало отнёс понос к своему столику. Только он присел, как в зале вспыхнул яркий свет.

Уши забил людской гомон – как за полминуты до этого. Но на сей раз, видение не думало оканчиваться.

Антон ошарашенно вглядывался: за столами сидели люди в пиджаках и шляпах. Да и столики были другие – из тяжелого дерева, а не из пластика. Женщины все оказались в платьях и тоже в головных уборах – изящных шляпках…

«Столько читал и видел в фильмах путешествия во времени! Я даже допускал их, если верить теории Мультивселенной, но вот чтобы самому провалиться в другой мир!»

Благодаря отчасти старомодной манере одеваться, журналист наверно почти не выделялся из толпы посетителей, тем более столик его располагался в дальнем углу, и похоже никто не обратил внимания, как молодой мужчина в серой куртке возник из ниоткуда…

«Время не очень далекое, уж точно после первой мировой», — лихорадочно соображал Антон, цепенея от шока над нетронутым подносом с едой.

2. Отрицание отрицания

Антон огляделся. Вокруг всё так же шумели люди в официальной одежде – зал был полон. Посетители кафе так и не обратили на него внимания, занятые своими разговорами.

Улица… она была совсем другая, нежели та, по которой журналист шел со станции. Это не просто бросок во времени, здесь и местность другая, за сто лет не мог так измениться рельеф – ударила страшная мысль.
Вокруг вместо предгорий тоже возвышались горы, но совсем иной формы – более высокие. А справа – к востоку, к низу от высокой пропасти, расстилалась широкая долина, в то время как в шахтёрском посёлке к востоку вставали еще боле высокие горы.

Антон по памяти попытался дойти обратно до железной дороги. Хотя даже издали было понятно, что ее там не было, площадь просматривалась на пару сотен метров.
Журналист зажмурил глаза, стараясь прогнать видение. Но нет, по открытии глаз, проклятый незнакомый пейзаж не исчезал. Впрочем, местность тут скорее приятная.
Люди, в кафе говорили по-русски, так что Антон был почти уверен что он в России, ну в Советском Союзе…

Но на одном из зданий заметил вывеску – кажется, на испанском!


3. Город наизнанку

Пройдя квартал двухэтажных бежевых зданий с витыми коваными балкончиками, Антон все-таки заметил здание железнодорожного вокзала. Но ветка узкоколейки вела в иную сторону, чем рельсы в российском посёлке, где он находился еще четверть часа назад.

И лишь на вокзале, добравшись до расписания поездов, понял, что находится в португалоязычной стране. Кажется, в Бразилии.

Одна из надписей гласила, что поезд идет от Куритибы через Понту-Гросу до Сан-Паулу…

«Я в штате Парана», — журналист вспомнил, что читал о юге Бразилии…

Впрочем каменные дома вокруг более всего напоминали исторический центр родного Антону сибирского города. Впрочем, это единый стиль классицизма, распространившийся по всем европеизированным странам Земли в девятнадцатом веке.

А множество русских в кафе бразильского города легко объяснить тем, что они эмигранты.

Тогда, в первые десятилетия после революции, в южных штатах Бразилии осели сотни тысяч беженцев из России, выходили десятки русскоязычных газет и строились даже русские типографии!

«Кажется, у меня есть шанс сразу устроиться на привычную работу. Даже лучше, что я не в СССР, никто меня особо ни в чём подозревать не будет» — успокоил Антон себя и приободрённый зашагал вглубь городка.

Под вывеской на русском языке «Типография» он увидел летнее кафе. А в нем чинно развалясь в шезлонге, восседал мужчина в очках и шляпе…

— Сударь, а вы не очень-то и эмигрант, — огорошил незнакомец Антона.

— Я… я недавно приехал. Из Маньчжурии мы, из Харбина, — пытался журналист оправдаться.

— Тем более, вам не пристало озираться. Хотя впрочем тут я излишне пристрастен: оглядываться, право, будет любой приезжий на вокзале. Но дело в неуловимых вещах, в самой манере держаться… А впрочем, не пора ли нам представиться?

Антон заметил, как шезлонг скрипнул под телом незнакомца, закутанным то ли в черный сюртук, то ли плащ. Поднявшись на кресле повыше, мужчина снял шляпу:
— Профессор Поляков.


4. Газеты мертвецов

— А почему у вас на вывеске надпись «Типография?» – спросил озадаченный Антон. – Здесь же общепит…

— Сразу видно советского человека, а еще пытался выдать себя за эмигранта, – рассмеялся профессор Поляков. – Общепит – это ваш советский новояз.

Профессор отпил со столика чашку остывшего кофе и поежившись в кресле-шезлонге, поднял воротник летнего пальто – с гор подул прохладный ветерок: дает себя знать «холодный» юг Бразилии, особенно внутренние глрные области штата Парана, где европейская зима – точнее осень вместо зимы, как знал уже лет десять журналист. Правда, он не предполагал, что вот так, без денег и билетов на самолёты переместится на другую сторону земного шара!

Солнце уже село – быстро вечерело. Антон поднял голову. Над темным горизонтом зажегся Южный крест – правда, в Южном полушарии это созвездие трудно назвать южным — крест из ярких звезд склонялся несколько к северу Земли – ближе к экватору…

Глаза профессора за стеклами очков хитро блеснули:

— Молодой человек, вы, очевидно, удивлены наличием русскоязычного населения в южноамериканском городе?

— Нет, я еще в начале десятых годов узнал об этом из интернета. В штате Парана и еще в двух бразильских штатах южнее, живет много эмигрантов из Восточной Европы, особенно немцев и славян…

— Десятых? А сами вы из двадцатых годов двадцать первого века?

— Да, а разве вас уже не информировали?

— А вы на редкость догадливый пришелец, — спокойно ответил Поляков.

Антон всё же не смог скрыть удивления. Профессор в свете фонаря, бьющего из бара прямо на журналиста, очевидно, хорошо видел его мимику.

И разговорчивый профессор продолжил:

— Понимаете, я получил задание встретить очередного засланца из иного времени, но точно не знал, из какого – много вас в последние месяцы к нам приходит…

— Зачем? – коротко и ясно задал вопрос журналист.

— О, браво, парень! Сразу виден холодный ум профессионала! Ну так и я сразу перейду к делу.

Вы, русские люди, владеющие художественным языком, нужны, чтобы сохранить русский язык среди детей и внуков эмигрантов. Вот вам, рекомендательное письмо – и профессор достал из-за пазухи белый конверт.

Антон недоумённо покрутил его в руках: «Улица Алмейда, 9/2»

— По этому адресу вы найдете Типографию. Впрочем, она вот – и профессор махнул рукой в сторону темного переулка — если идти прямо, то увидите двухэтажное каменное здание через пару кварталов… Там типография, печатающая газеты только для эмигрантов из России. Вот здесь и ответ, почему кафе носит такое несъедобное название…
Владельцы русского полиграфического и издательского бизнеса вполне отдают себе отчёт в крахе своих предприятий по причине исчезновения людей, читающих на русском.
Через поколение, но это произойдёт.
В семидесятые годы военная хунта закроет последние русские газеты как иностранные, а значит потенциально оппозиционные. Но они и без того уже теряли – ха, будут терять! — своих читателей по причине старости и вымирания.
Поэтому мы заранее покупаем бизнесы в сфере питания и розницы. Людям всегда нужно есть, на каком бы языке они ни говорили.
Португальский язык вытеснит русский, хотя нас здесь сотни тысяч. И наши внуки и тем более правнуки станут полными бразильцами.
У нас в будущем есть всё: кафе, рестораны, мастерские, сотни гектаров сельхозугодий – но нет России на юге Бразилии.
Но сейчас, в пятидесятые годы, она еще есть! Спасай зарубежную Россию, сын мой…

***

Через четверть часа журналист уже нажимал на кнопку звонка на массивной дубовой двери. Почти сразу дверь отворилась, и привратник в зеленой ливрее открыл дверь в холл, залитый желтым светом ламп накаливания…

Дворецкий услужливо подхватил куртку Антона и повесил ее на вешалку справа от лестницы на второй этаж.

Антон остался в костюме и уже вряд ли чем отличался от обычных городских жителей середины двадцатого века.

5.Господин без платформы

Дородный господин в коричневом бархатном халате встретил посланца из будущей России сразу у поручней лестницы на втором этаже.

Очевидно, ровесник века, владелец русской типографии выглядел давно не молодо, но и ведь и не старо, отметил Антон. Как странно видеть прошлое, когда участники революции и гражданской войны ещё не старые… Их видела в детстве мама Антона, в те же пятидесятые годы. Правда, здесь, на холодном юге Бразилии, он встретил эмигрантов первой волны.

— Проходите, проходите, любезный!
В гостиную, сюда, садитесь! — услужливый голос хозяина типографии сочетался с барскими повелевающими интонациями, так что Антон, поежившись, ощутил себя гостем помещика, если не хуже — владельца фазенды, где на заднем дворе истязают рабов с плантации, благо такие ещё водились здесь, в Бразилии каких-то полвека назад — правда, немного севернее этой холодной Параны…

Дальнейшее запомнилось Антону как один непрерывный монолог монолог хозяина дома:

«В бытность в Константинополе нас с кораблей заводили в вестибюль, так там кушеток не хватало, люди по стенам на полу сидели. Да, вся Россия бежала от монархистов и черносотенцев до социалистов и анархистов. Единой политической платформы у нас, белых, не было, от того и проиграли. Наверное.

Как вам моя гостиная?

Говорите, я не с нуля начинал? Или думаете, у меня в подоле сюртука золотигко и брильянты были защиты? Бросье! У меня и в России-то капитала не было! Да и сюртука носит не довелось! В одном куцем пиджачишке бегал. Так на последний пароход с адмиралом Врангелем и сел — в том, в чем от красных бежал. Плащ ещё был. Ноябрь все таки.
С нуля начинал. Из Константинополя в Прагу.
А потом по программе для крестьян в Баразилию, в Парану.

Повезло, говорите?

Так, ещё в России журналистикой пробавлялся.
А как год на селе отработал, в город подался. Там и основал типографию.

Откуда стартовый капитал?
Товарищ дал, совладельцеми стали.
Опять не сам? Как товарищ с деньгами? Согласен, на обычной работе такое не заработаешь.
Кстати, юноша, профессор Поляков вручил вам рекомендательное письмо?»…

Антон с ужасом понял, что рекомендательное письмо оставлено в куртке – ведь во кармане пиджака его не оказалась!
Но спустившись на первый этаж, Антон не нашел его и в кармане куртки!

Тут весьма некстати открылась входная дверь и зашли трое мужчин в форме. Офицер на португальском что-то сказал Дворецкому. И тот, трясясь от ужаса, показал рукой на гостя, то есть на Антона…

Журналисту хватило ума выбежать на улицу – и он помчался в темноту южной ночи в одном костюме – куртка осталась на вешалке, зато Антон крепко сжимал саквояж.

6. Жандармерия

Добежав до кафе «Типография» журналист не нашел профессора Полякова. Шезлонг раскрытый и сломанный валялся на земле.

Бармен крикнул Антону на русском языке:
— Жандармерия забрала профессора! Подозревают в шпионаже на красных! Холодная война в разгаре!

— Дураки что ли – здесь же живут белые, лет тридцать назад они убежали от красных!

— А что взять от латиноамериканской военщины. Для них все русские непременно советские…

Из черноты переулка послышался свисток и Антону опять пришлось бежать. Журналист выбежал за окраину городка и только Южный крест в черном небе освещал дорогу.

Вскоре он свернул к таверне, чья неоновая вывеска «La Bamba» светилась в темноте как спасительный маяк для заплутавшего странника во времени. Невидимый в чёрноте ночи, журналист решил, что оторвался от погони, и жандармы, махнув рукой на поиски беглеца, вернулись в свой участок.

Весьма неосмотрительно переночевав в гостинице на втором этаже таверны, Антон пустился в путь.

И уже почти без удивления увидел нескольких жандармов, бегущих за ним у берега реки. При свете дня, они выглядели не столь пугающе как прошедшей ночью. Словно нигде и ночевали, военные сосредоточенно бежали следом.

Антон домчался до таблички с надписью Paraguay.
Военные резко встали. Командир отрывисто скомандовал, и они пошли обратно вглубь территории Бразилии, прочь от границы с Парагваем, которую пересек Антон. Он уже не был под юрисдикцией Бразилии…

Жаль только, подумал напоследок Антон, слово русского зарубежья в Бразилии зачахнет без него.

Новости «Пролога»