Балкон был открыт настежь, гул ночного города проникал в кабинет молодого доктора политологии Йоханнесбургского университета. Ричард встал из-за стола и прилёг на диван. Незаметно его сморил сон.
Снился какой-то кошмар, где он видел свой город – почему-то пустой, хотя крупнейший мегаполис Южной Африки не утихает ни днем, ни ночью. Знакомые улицы были освещены белым светом как в пасмурный день с легкой облачной пеленой. Немногие прохожие выглядели странно молчаливыми. Среди них попадались и знакомые лица: они шли навстречу, но так же молчали: вот ассистент с кафедры физики, за ним шествует декан юридического факультета, а дальше идут двое студентов его кафедры… Никто не смотрит на Ричарда, не здоровается, словно они не узнают его или это вовсе не они, а лишь до ужаса похожие на них люди…
Когда Ричард проснулся, уже наступило утро. Оказалось, он уснул, не раздеваясь: в рубашке и светлых летних брюках. Голова гудела, но сон уже не шел.
Наступил выходной, суббота. Странная тревога заставила Ричарда накинуть пиджак на разбитое тело и выскочить на улицу. Там по всем тротуарам двигалась обычная многоголосая толпа, ничем не напоминавшая ночной кошмар, лишь верхушки небоскребов делового центра тонули в подозрительно знакомой белой дымке.
Навстречу попался старый друг с кафедры физики – Джонни. Он пригласил Ричарда в отдел института экспериментальной физики. В наступившую субботу ученые собирались праздновать успешное завершение какого-то эксперимента.
***
В тесной комнате на лаборантском столике стояла выпивка. Два сотрудника ушли в магазин за закуской, и Ричард остался наедине с Джонни.
Суббота определённо удалась, — подумал Ричард, но жутковатый сон, приснившийся под утро, никак не отпускал его сознание.
— А все-таки, над чем вы работаете? — спросил он друга, надеясь развеять непонятную тревогу.
Физик, немного помолчав, ответил:
— Секрет. Хотя формально все исследования открыты. Такие же эксперименты делают во всех продвинутых лабораториях – и в США, и в Европе, и в Москве. Мы обмениваемся опытом, статьи на тему ядерного резонанса публикуют в научных журналах. Вскоре на эту тему будет наложено табу.
— Почему, Джонни? – удивился Ричард.
— Потому что вчера в пятницу мы завершили эксперимент, который доказывает возможность перемещения между параллельными вселенными…
— Что? Я думал, это теория Мультиверсума, предложенная американцами, никогда не будет доказана практикой, во всяком случае, в обозримом будущем.
Джон хлопнул Ричарда по плечу:
— Ну что же, мой друг, знай, что южноафриканская наука опережает свое время… во всех смыслах: машина времени стоит под парами у нас в лаборатории и готова отправить добровольца в будущее. Кстати, ты хотя и гуманитарий, но как начитанный человек, понимаешь, что скачок в параллельную вселенную означает возможность путешествия по шкале времени – как в будущее, так и в прошлое, и разрешает тем самым запрет Эйнштейна на сверхсветовую скорость, не нарушая теорию относительности.
— Многомировая концепция… да. Читал. Алан Гут в этом году опубликовал свою гипотезу мультиверсума. Американцы теоретически это обосновали. Математические расчеты доказывают существование множества параллельных вселенных, появившихся в момент Большого взрыва. Инфляционное расширение вселенной…
— Да, Риччи… Что-то наши друзья задерживаются, – Джонни выглянул в окошко.
Но во двор университета с визгом въехала полицейская машина, за ней вторая и третья.
— Это за мной, — воскликнул Ричард. — Я опубликовал статью с критикой режима апартеида в Вестнике политологии Британского университета…
— Это ж лет на пятнадцать в тюрьму загреметь можно! – вскричал Джон. – Бежим, я спрячу тебя так, что ни одна ищейка не найдет!
И они помчались по узкому коридору института физики, пахнущему пережжённой изоляцией…
***
Ричард, поморщившись от запаха тлеющего пластика, вышел из лаборатории. Дверь не сразу поддалась, но наконец со скрипом впустила свежий воздух. Ричард подтолкнул ее плечом и вышел наружу.
Оказалось, дверь подпирал какой-то хлам, словно здесь не убирались не меньше года. Всяческий мусор лежал и дальше по улице. Многие окна в домах оказались разбиты.
“И это две тысячи восемнадцатый?!” — Ричард в панике шел по улицам. На когда-то оживлённой трассе не было ни машин, ни людей. Ричард ошалело оглядывал сломанные светофоры, вскрытые двери магазинов и выброшенную рухлядь посреди проезжей части.
А вот стоящие на следующем перекрестке чернокожие подростки заметили его и с криком «Эй, мистер!» помчались навстречу.
Ричард в ужасе побежал обратно в лабораторию.
«Всё, как и говорил Джон – вот кнопка возврата… Я нажимаю… и попадаю из две тысячи восемнадцатого обратно в восьмидесятый год… или нет, там же апартеид, лучше еще дальше в будущее. Что-то кнопка заела… черт, не отжимается!»…
Когда Ричард вышел из лаборатории, здания вокруг стояли целые, но пустынные: «Мусора нет и все окна целы…. Но людей не видно. Совсем как во сне».
Сейчас он, как и в утреннем сне, шёл по знакомым улицам родного Йоханнесбурга.
Раннее утро, и солнце светит сквозь белую пелену облаков, но самого солнца не видно, что создаёт тревожное ощущение. К тому же, не видно ни одного человека. Наконец Ричард заходит в здание вокзала. Раздается женский голос: «Поезд Претория – Кейптаун прибывает на первый путь».
А вот и люди стоят в очереди в кассы. Они разделены на четыре молчаливых потока: в окошечко для белых, для цветных, для черных и для индийцев. Но Ричард понимает, что ему не надо никуда ехать и выходит обратно на привокзальную площадь.
Наконец свет на улице резко погас, словно солнце кто-то выключил. В чёрном небе над головой Ричарда распахнулось окно. Там показался силуэт человека. Он помахал рукой вниз и обратился к Ричарду:
— Прошло тридцать миллиардов лет, Солнце давно погасло. Мы летим по далёкому от Млечного Пути краю Вселенной в небесной сфере, имитирующей Землю конца двадцатого – начала двадцать первого века. Для создания сферы были взяты все доступные голографические проекции пейзажей и городов мира. Также в нашей сфере гуляют биороботы – копии людей.
— А как же апартеид? – спросил потрясенный Ричард.
— Его давно нет, отменили лет через десять после твоего бегства из Йоханнесбурга восьмидесятого года.
— Вы сказали биороботы? А где настоящие люди? Где население Земли?!
— Они превратились в космическое излучение. Такова судьба любой сверхцивилизации. Все-равно все они в эту сферу не влезли бы – в своем материальном обличье…
— А я?
— А ты нужен нам. Для общения с нижестоящими цивилизациями. Будешь приходить на другие планеты как наставник. Вы в двадцатом веке делали эксперименты с ядерным резонансом, что и позволило тебе проникнуть сквозь время. Ты здесь весьма кстати. Ведь общаться с другими цивилизациями может лишь человек, стоящий примерно на одном с ними уровне развития. Ты из конца двадцатого века, да еще борец с апартеидом – идеальная кандидатура для контакта с отстающими иноцивилизациями.
— Погодите, — Ричард огляделся, – почему я видел вокзал как при апартеиде?
Человек в небесном окне замялся, но наконец сделал признание:
— Ты, Ричард, прожил при апартеиде большую часть жизни. И твое подсознание создает привычное окружение.
— Мое сознание? Так это всё вокруг… сон?!!
— Не совсем. Материя теперь прямо зависит от сознания. А вообще, скажи спасибо, что ты жив, Риччи…
