Тедди вышел из темных джунглей к заливу. Казалось бы, дорога знакомая, но всякий раз, когда он пробирался под нависшими лианами, его охватывало чувство азарта, ведь еще немного, и словно в награду за испытания нелегкого перехода, он увидит море – лазурное, уходящее за горизонт.
Впрочем, сейчас, незадолго до захода солнца, волны потемнели, а сгустившиеся облака на небе добавили мрачных тонов пустынному побережью.
Против обыкновения, в домике на западном мысе горел свет. Как помнил себя Тедди – а это более десятка лет, — там никто не жил. Каменный домик пустовал и стоял с заколоченными ставнями на краю песчаной косы, отделяющей бухту от бескрайнего океана.
Подросток подошел ближе. Кроме него на желтой полосе песка между джунглями и морем никого не было видно.
Солнце сквозь пелену красноватых и синих облаков всё еще освещало пустынные окрестности, готовые погрузиться в непроглядную тропическую ночь. В окнах домика, в самом деле, горел свет. А от досок, крест-накрест закрывающих окна, не оказалось и следа…
Сложенный из светло-серого камня в колониальном стиле — с верандой вдоль южной стены, дом, судя по архитектуре, был построен около ста лет назад, еще в девятнадцатом веке. Сейчас же старинное здание выглядело свежим, как после ремонта, подумалось мальчишке.
Он в недоумении поддернул на плечах лямки от черных шорт и приблизился к домику почти вплотную.
В открытую дверь мальчик разглядел трех человек – несомненно, европейцев. «Туристы?» – подумалось ему, ведь на Острове живет совсем мало выходцев из Европы, особенно после обретения независимости. От португальских бюргеров происходили мама и бабушка Тедди. Поэтому мальчик с искренним любопытством приближался к домику, надеясь разглядеть людей, похожих на тех, кто когда-то владел и его родным Островом.
Приятный мужской голос пригласил Тедди зайти в дом.
Голос принадлежал молодому мужчине с темными волосами, сидевшему за столиком у двери, и крутившему ручки настройки на каком-то приборе. На нем была рубашка цвета хаки с короткими рукавами. Второй мужчина носил очки, выглядел полнее и старше – он стоял у открытого окна и курил трубку.
Тедди, немного замявшись на пороге, сделал шаг в комнату.
За обеденным столом сидела молодая женщина в простом сером платье.
— Мальчик, ты местный? – почему-то сразу определил происхождение Тедди молодой человек. — Мы здесь работаем, у нас метеостанция.
— Да, мальчик, мы изучаем погоду, тропические муссоны, — добавила женщина, готовившая ужин. – Проходи, можешь поесть…
Как понял Тедди, странные жители домика появились, чтобы заранее предупреждать морские бури и, особенно, цунами, которые способны нанести урон не только кораблям в море, но и прибрежным поселениям. О себе же мальчик рассказал, что живет с матерью и бабушкой, а мама дала ему английское имя – против обыкновения их старинного рода Родригешов.
Между тем солнце коснулось ровного морского горизонта, и мальчик, вежливо распрощавшись с метеорологами, поспешил домой. Пробираться кромешной ночью в зарослях и без того темных джунглей было вдвойне неудобно.
Дома бабушка готовила ужин. С чердака спустилась мать и принесла старый патефон, чтобы освободить место для мешков с рисом. Тедди, уже севший за стол делать домашнее задание, сказал, что видел сегодня похожий патефон в домике на берегу. Мать подняла глаза на сына и вначале спросила: «Почему такой раритет будет стоять в домике среди современного оборудования, которое, судя по твоим словам, только что завезли?». А потом начала расспрашивать подробности неожиданного визита к метеорологам. На пустынном пляже она бывала нечасто, но еще не слышала, чтобы метеостанцию отремонтировали. Выслушав от сына все подробности его визита в странный домик, мать печально замолчала.
И лишь поздним вечером, когда бабушка затихла в другой комнате, мама рассказала сыну о жителях домика в колониальном стиле, стоящего на небольшом мысе. Только жили они там лет пятнадцать назад, а точнее, сменяли друг друга, поскольку и в самом деле были метеорологами. Одна из смен состояла из этих трех человек: старшего Николаса, женщины Дертье и Тома…
На следующий день Тедди встал пораньше и с первыми лучами солнца побежал на пустынный пляж. Это было невероятно – приближаясь к давешнему домику, Тедди не верил своим глазам: сквозь легкий утренний туман довольно отчетливо прорисовывались заколоченные полтора десятка лет назад ставни! Каменные барельефы над окнами с северной стороны поросли мхом.
А стекла настолько грязны, что в них с улицы ничего не увидишь. Все же мальчик приник к ним вплотную и, закрывая ладонями стекло от света утреннего солнца, разглядел: никакого оборудования, виденного им вчера, на метеостанции нет и в помине. Тогда, лет пятнадцать назад, вывезли все приборы, оставив только пустые столы и стулья…
Когда Тедди прибежал домой, мама его ждала, сидя за столиком в зале у старого патефона, и протирая с него пыль.
— Ничего? – вздохнула она. – Призрак прежней станции не сохранился до утра. Но вчера он опять появлялся. Видимо, Том никак не может забыть меня.
Положив натруженные руки на передник, Беатриса Родригеш продолжила вчерашний рассказ.
В годы молодости Беатрисы, ее приняли на работу в метеослужбу. Днем она сидела в конторе в городке, но иногда по делам службы отправлялась на станцию на тот самый песчаный мыс между бухтой и открытым морем. А на станции и работал младший метеоролог Томас Стейвесант, или просто Том.
Через год после знакомства Беатрисы с Томом, его метеослужбу собирались окончательно перевести в метрополию. А женщина, уже носившая под сердцем ребенка, собиралась ехать с ним в далекую Европу, но не получилось. Почему? Об этом она рассказала Теду на следующий день, когда он прибежал ранним утром с дальнего пляжа и признался, что видение исчезло. «В который раз оно пропало без следа», — подумалось тогда Беатрисе, ведь она не раз видела этот мираж… мираж ли?
Тедди пришлось дожидаться вечера, когда, придя после тяжелой работы домой, Беатриса раскрыла сыну обстоятельства, при которых эвакуировали последних работников метеостанции.
Том как джентльмен обещал любимой перевезти ее в Европу вместе с будущим ребенком, заодно собираясь забрать и мать Беатрисы. Маленькая креольская семья уже готовила вещи для погрузки на океанский пароход.
Погрузку на корабли тогда назначили на шестнадцатое июля, как сейчас помнила Беатриса. Но из-за надвигающихся штормов эвакуацию перенесли на целый месяц раньше, пояснила она сыну. А может, причиной тому стали вооруженные столкновения. События тех лет в годы взросления Тедди уже было принято замалчивать. И судьба людей, вынужденных оставить навеки землю, ставшую для них родной, вряд ли кого уже волнует.
Лишь появление призрака метеостанции с ее работниками, заставило мать поведать своему сыну, как незадолго до его рождения «проклятые колонизаторы» прощались с бывшей колонией…
Из-за срочной эвакуации Тому Стейвесанту приходилось решать всё буквально на ходу. Беатриса быстро собрала чемоданы и вместе с матерью поспешила в город, где на пристани стоял пароход – нет, не тот самый, ведь их корабль должен был приплыть через месяц. Уезжающим специалистам пришлось садиться на проходящий мимо чартерный рейс. Даже в этом случае место, по крайней мере, для одной женщины, нашлось бы. И здесь Беатриса призналась сыну, что вся эвакуация была ускорена из-за волнений – как она мягко назвала войну за освобождение…
В этот момент заскрипела замочная скважина, и в старый дом, построенный предками Родригешов в традиционном итало-испанском стиле с огромным чердаком под остроконечной крышей, пришла бабушка в неизменном темном платье с белым передником, воротничком и чепчиком на голове. Она держала пустые мешки из-под риса в полноватых руках. Опасаясь ее властного характера, Беатриса опять отложила рассказ.
И снова поздним вечером, когда бабушка улеглась в своей комнате, Тед услышал продолжение истории Тома Стейвесанта и Беатрисы Родригеш…
— Мы стояли в порту. Я – под руку с Томом. Рядом сидела на чемодане Дертье – женщина в сером платье, ее фантом ты видел вчера на станции. А тучного Николаса уже взяла испарина от лучей не очень жаркого утреннего солнца. Неожиданно нам передали срочную весть: надо со всех ног бежать как раз до того пустынного пляжа за джунглями, где стоит дом метеорологов.
— И вы не успели?
— Почти успели, Тед. К городу прорвалась бригада повстанческой армии. Вот-вот их передовые части могли въехать на территорию порта. Малочисленные солдаты, остававшиеся на Острове, предназначались лишь для охраны, а не для полноценных боевых действий. Счет шел на минуты. Пройдя в скором темпе дебри в глубинах острова, повстанцы вышли к окраинам нашего портового городка, надеясь отбить у колонизаторов как можно больше имущества. К тому же среди борцов за свободу прошел слух, что вывозят сокровища, нажитые за века эксплуатации коренного населения. И жажда наживы соединилась с жаждой мщения за свой попранный тропический рай. А толпа беженцев ринулась от порта – кто пешком, кто на машинах – к той бухте с метеостанцией.
— И ты тоже, мам?
— Конечно, я была рядом с Томом. Мать – твою бабушку, – мы решили в спешке оставить на острове. «Главное, чтобы ты, дочь, жила там, где тебя больше уважают, где сможешь найти применение своим способностям, тем более, когда рядом есть любимый человек», – напутствовала меня она.
Далее нас с Томом, а также Николаса и Дертье усадили в джип, помчавшийся по старой дороге через джунгли. Я сидела на месте рядом с водителем, а сзади с трудом втиснулись трое с чемоданами: мой муж, Дертье и господин Стенфорт… то есть Николас.
Нам поначалу повезло больше, чем многим беженцам. Прямиком через джунгли идти до города, как ты знаешь, около получаса, но машиной гораздо быстрее, пусть дорога и в ухабах. И вот мы едем – в открытом джипе, а по лицам нас хлещут ветви деревьев. Спешим ради жизни, поэтому водитель не жалеет ни нас, ни машину. Неожиданно дорогу перебежало двое туземцев, а когда машина стала удаляться от них, эти двое повстанцев начали палить нам вслед из автоматов Калашникова…
Тедди затаил дыхание, и с губ его чуть не сорвалось: «Так погиб мой отец». Но мать продолжила:
— Мы пригнулись, и пули просвистели над головами. Повезло и в том, что дорога вся заросшая, и уже через пару мгновений наш джип скрылся от этих горе-стрелков за широкими листьями джунглей…
— Повезло, — вздохнул подросток.
— Да уж, Тедди, как говорится, нет худа без добра: кустарник, заслонивший дорогу, нас неожиданно спас. Но когда мы добрались до бухты, сразу поняли, что почти опоздали. Пляж по периметру охраняли солдаты. Они нехотя пропустили наш джип. Погрузка еще продолжалась.
Мы стали подъезжать к трапу, ведущему на пароход, у которого еще толпились люди. Неожиданно с левой стороны бухты раздались выстрелы. Видимо, повстанцам удалось проехать по узкой линии песка, зажатой между стеной густого леса и морем. И прямо на пляж наперерез нам въехали машины повстанцев. У нашего джипа автоматная очередь пробила колеса – и мы с водителем побежали до трапа. В панике толпа рванула по трапу вверх. В спешке и толчее я выронила из рук чемодан, но было уже не до него.
Мы не успели. Они не стали стрелять по отступающим людям, просто лендровер повстанцев перекрыл нам путь до трапа. Солдаты, окружавшие пятачок земли между джунглями и бухтой, не стали в ответ стрелять, а напротив, подняли вверх руки. «Это финал!» — вскричал полный Николас, пригладив над очками редкую челку.
А повстанцы потребовали у метеорологов оставить все оборудование для новорожденной республики.
Тома и двух его коллег повели к метеостанции, чтобы они показали, все ли приборы на месте. А я осталась у трапа. Пешком от места погрузки на пароход до метеостанции — не более пятнадцати минут вдоль линии прибоя. Я провожала взглядом удалявшиеся фигуры: вот шагает мой высокий Том в рубашке и брюках цвета хаки, рядом парит стройная Дертье в сером платье, развевающемся под утренним бризом; пожилой Николас семенит по песку.
Вот они зашли в дом вместе с двумя командирами. Через пару минут снова вышли. И как будто стали возвращаться к нам. На несколько секунд я отвела взгляд от дальнего мыса. И тогда услышала выстрелы. Вскинув взгляд, я увидела, что тела трех человек лежат навзничь на белом от солнца песке. А десяток повстанцев, закинув за спину автоматы, возвращаются обратно…
Как впоследствии объяснило командование повстанцев, из-за того, что оборудования на месте не обнаружили, было сразу решено наказать бывших сотрудников за невыполнение договоренности.
— И они убили всех метеорологов, даже Дертье? — спросил Тедди, вспомнив увиденную накануне в домике приветливую женщину в сером платье.
— Конечно, иначе ты не встретил бы ее с Томом и Николасом в одной комнате…
Так, до Тедди, дожившего до своих четырнадцати лет, докатилось эхо давно прошедшей и замалчиваемой войны.
Прошло десять лет.
Выросший Тедди остановился у самой кромки воды недалеко от станции. Как истый голландец, он имел рост уже выше среднего и был одет в белые брюки и красную футболку.
До его кроссовок добегала пена прибоя. Над ним навис невысокий скат мыса, на вершине которого и стоял домик. Теду мечталось, что когда-нибудь, едва позволят средства, он обязательно закажет мраморную плиту и установит ее здесь, в нескольких шагах от станции.
Прошла уже четверть века, как в этом месте его отец нашел свой покой (нашел ли его на самом деле?).
Тед все еще не мог разгадать всех этих загадок, зато на плите, как он решил, будет высечена надпись на английском языке: «Здесь покоятся трое невинно расстрелянных граждан: Николас Янсзоон де Стенфорт, Томас Теодор Стейвесант и Дертье ван Деккер». Лишь незадолго до скоропостижного ухода из жизни Беатриса Родригеш раскрыла сыну последнюю известную ей тайну – загадку происхождения его имени. Теодор – второе имя его отца.
